– Я не хожу на такие фильмы, – чопорно отвечала она. – Я смотрю только те, где монахиня остается верна своей вере.
– Терпеть не могу такие, – дразнил он ее, – слишком уж они скучные.
– Неправда. Они очень благородные.
– Как бы я хотел, чтобы вы не были столь благородны, Мэгги, – мягко заметил он, – и так привержены своей вере. – Он не рискнул сказать больше, а она ему ничего не ответила. Он нажимал на нее, и она поменяла тему.
Они пролежали на солнце до вечера и вернулись в Пресидию, когда воздух уже стал прохладным. Она пригласила его зайти в столовую перед тем, как он уедет. И рассказала ему, что Том уже уехал в Беркли, чтобы сдать свою комнату. А вокруг еще было много знакомых лиц.
Они съели по тарелке супа, и после ужина он проводил ее до здания, где она жила. Она поблагодарила его за приезд.
– Я опять приеду повидаться с вами, – пообещал он. Он сделал несколько ее снимков, когда они лежали на солнце и болтали. Ее глаза были цвета неба.
– Берегите себя, – сказала она ему те же слова, что и раньше. – Я буду молиться за вас. – Он кивнул и поцеловал ее в щеку. Кожа была гладкой, как шелк. Она была женщина без возраста и выглядела очень молодо, особенно в этой глупой рубашке с рекламой цирка.
Она смотрела ему вслед и видела, как он прошел через главные ворота. Он шел такой знакомой ей походкой – в ковбойских сапогах из кожи черной ящерицы. Он махнул ей рукой и повернул в сторону Ломбард-стрит, чтобы поймать такси и добраться до аэропорта. Она поднялась в свою комнату, чтобы еще раз посмотреть его фотографии. У него был необыкновенный талант, и более того – в его душе было что-то, что тянуло ее к нему. Она не хотела, чтобы так было, он был слишком привлекателен для нее, не как друг, а как мужчина. Ранее с ней такого не происходило. Ни разу в ее взрослой жизни, с тех пор как она ушла в монастырь. Он затронул в ней что-то, чего она в себе даже не подозревала, может быть, даже и не имела до появления Эверета. Но ее это ужасно расстраивало.
Она закрыла коробку с фотографиями и положила ее рядом на кровать. Потом легла и закрыла глаза. Она не хотела, чтобы с ней это происходило. Она не могла позволить себе влюбиться в него. Она не могла себе это позволить. И она сказала сама себе, что этого не произойдет.
Она долго лежала и молилась до тех пор, пока в комнату не вернулись монахини. Никогда еще в жизни она не молилась так неистово. Она снова и снова умоляла: «Господи, пожалуйста, не дай мне полюбить его». Все, что она могла сейчас сделать, это только надеяться, что Бог услышит ее. Она знала, что он не может позволить, чтобы это произошло, и продолжала напоминать себе, что она принадлежит Господу.