Мы долго сидели с Юлей на диване. Её колотил озноб. Я обнял её, прижал голову к груди, а она прошептала:
– Милый мой, я жила только для тебя.
В этот вечер я запер входную дверь на ключ, вынул ключ из замочной скважины и повесил на гвоздик. Я думал, что, если в сонном состоянии Юля захочет снова выйти, то, найдя дверь запертой, она вернётся назад. Но я глубоко ошибся.
Ночью сквозь сон я услышал, как хлопнула дверь. Проснулся. Юли рядом не оказалось. Я поднялся, заглянул на кухню. Увидел пришедшую только что туда дочь. Спросил:
– Где мама?
Дочь мгновенно бросилась к входной двери. Она оказалась отпертой. Мы выскочили в коридор. Дочка побежала по коридору, завернула за угол к балкону и через минуту в слезах бросилась мне на шею, говоря:
– Там мама… внизу… она упала.
Мы жили на десятом этаже. Коридор вёл на балкон задней лестницы. Я побежал туда и увидел, что далеко внизу на фоне чёрной ночи белеет распластанное тело моей любимой.
Так закончилась наша любовь и осталась только моя. Она хотела жить, но не знала зачем. Испугалась, что больше ничего не может. Ах, если бы я прочитал ей свои стихи, которые написал ей почти пятьдесят лет назад.
Тебе, если жить,
ты не знаешь, зачем.
Страдать и любить
от грачей до грачей.
Метели простуженной
слышишь ответ:
тебе это нужно,
а может, и нет.
Ночь увязалась
одна за другой.
Кому нужна старость,
а с нею покой?
Море натужно
рыдает в ответ:
тебе это нужно,
а, может, и нет.
Но если бы ночь обломала края,
и в мире остался один только я,
последние звёзды сорвались, звеня,
о, я прошептал бы:
живи для меня!
Живи для меня, если ночь коротка!
Живи для меня, если даль далека!
Живи, непослушная вечной судьбе!
А я подарю своё сердце тебе.
Чтоб больше никто это сердце не крал.
Чтоб больше никто его жертвой не стал.
И только когда я пойду на врагов,
как меч на ладони, протянешь его.
Я не напомнил ей эти строки, и она оставила меня, распластавшись по земле, как подбитая птица. Она была парашютисткой. Может быть, ей показалось, что она прыгает с вышки с парашютом. Но парашют не раскрылся.
Она всё рассчитала. Это была пятница второй недели после больницы. Нам следовало прийти в этот день в поликлинику. Но Юля сказала, что не вернётся туда. И не вернулась. Она была всегда сильной, моя Юлинька.
Когда мы с нею ещё не были женаты, я написал и подарил ей притчу о любви.
В августе ялтинские ночи удивительно похожи на сказку Луна большая, яркая и добрая, как улыбающаяся няня, которой хочется приласкать ребёнка. Звёзды – что слёзы чистые: каждая висит отдельным фонариком – хоть пересчитывай все. И зарницы, словно драгоценные камни на груди у девушки,