Расскажи, хотелось мне говорить, умолять. Расскажи мне все. Хотя нет, не все.
Мир изменился. Деревья стали пахнуть спермой, тротуары — собачьими экскрементами. Проезжающая мимо тележка с восточной едой вызывала у меня рвотные спазмы. Кофе на вкус стал напоминать пережженное масло. Я давилась во время еды, блевала на тротуар, на деревья, в мусорные ведра, но каждый новый приступ рвоты был подтверждением того, что мои гормоны крепко вцепились в ребенка. Это было искупление. За предыдущих нерожденных детей, за смерть отца, за остальные неприятности, причиной которых вольно или невольно я могла стать. Вот только полное искупление невозможно.
По всему телу у меня пошли пигментные пятна, напомнившие мне архипелаги на ванне Мазарини. Соски увеличились, живот округлился, разум затуманился. Я до последнего обходила стороной магазины для беременных, с удвоенной энергией скупала одежду в своих любимых обычных магазинах. Присутствие Сильвии ощущалось во всем. Это проявлялось даже дома: мне казалось, что я чувствую ее запах, и я начинала бояться, что и Ричард уловит легкую перемену в воздухе. Я нервно выглядывала в окно, чтобы вовремя заметить его приближение, несколько раз они разминались всего на несколько секунд.
Как-то раз вечером, когда он отправился к МакДаре и не возвращался допоздна, Сильвия осталась со мной и, уходя, встретила его на площади. Как она сказала, он ее не заметил, но лишь потому, что она вовремя спряталась. Ей пришлось шмыгнуть в тень у ворот в сад, там, под залепленными снегом ветвями деревьев она простояла минуту, наблюдая за тем, как он проходит мимо нее и входит в дом. А еще, когда на вечеринке МакДары мне показалось, что со мной хочет поговорить Катрин, я отчетливо почувствовала, что она догадалась, что происходит.
— Ты чувствуешь себя виноватой? — спросила Сильвия, с открытой улыбкой заглядывая мне в глаза и зажав ладонями мои виски.
— Нет, — ответила я. — Практически нет.
— Хорошо.
— Только я не знаю почему.
— Я знаю, — сказала она. И действительно, после того как Ричард отдалился от меня и ребенка, чувство вины меня почти покинуло, хотя до того у меня был такой комплекс вины, что каждый раз, когда я смотрела на фотографию отца, мною начинал овладевать привычный панический страх. Я как бы со стороны и с большим удивлением наблюдала за эволюцией собственной двуличности, отделывалась от Ричарда простодушными замечаниями по поводу серой мышки. Сама же Сильвия вела себя так хладнокровно, если не сказать цинично, что я с легкостью, даже с удовольствием переняла у нее эту манеру.