— Ты с ним так ни разу и не переспала? — резко спросил я.
Она не ответила, только слегка качнула головой.
Охватившее меня чувство безмерной радости было таким, что я рассмеялся во весь голос. Ощущение триумфа оттеснило посткоитальное чувство вины на второй план. Я представил себе лицо МакДары и снова рассмеялся.
— А что еще мне оставалось делать, когда я приехала сюда? — спросила она.
— Что ты имеешь в виду?
— Не понимаешь? — она повернулась ко мне, лицо напряжено, внезапная вспышка гнева заострила ее черты, отчего она стала еще красивее.
— А что?
— Понятия «Чарли» и «дом» несовместимы, — резко сказала она. — Ты этого не понимаешь. Тебе этого никогда не понять. Ты, со своими корнийскими родственничками, со своей зарплатой, живешь в своем богемном мире. Любишь мамочку, — она бросила быстрый взгляд наверх, на набережную.
Я удивленно смотрел на нее, не зная, что ответить.
— Уедем вместе, — неожиданно успокоилась она.
— Сильвия, — смутился я. — Господи.
— По-моему, после всего, что было, у нас нет другого выхода.
— Но ты же знаешь… ты же знаешь, что из этого ничего не выйдет.
— Когда-то, — сказала она и, подумав, продолжила: — Я действительно любила… Я была готова на все, чтобы быть с вами двумя, с вами тремя. Жить с вами.
— Не надо, — от жалости у меня сдавило горло. В лицо дохнул холодный и вонючий соленый ветер. — С кем с тремя?
— Так ты не поедешь со мной? — спросила она. Голос ее был тихим и спокойным, хотя тело дрожало.
— Это не… из этого ничего не выйдет, — упавшим голосом ответил я.
— Тогда мне нужно прощаться, — сказала она мне в самое ухо и обхватила голову руками. — Но я не могу.
Она прижалась лбом к моему плечу, стала гладить, и теперь уже было ясно слышно, что она плачет. Пытаясь дышать ровно, она заговорила, но голос у нее дрожал:
— Я так надеялась, что после того, как я столько лет искала, наконец все могло бы…
— Слушай, — хрипло сказал я. — У нас ничего не выйдет, Сильвия. Я же такой… Извини. Зачем тебе такой придурок, как я? Ну зачем я тебе сдался? Я же не смогу… Не получится у нас ничего.
— Да. Я знаю.
— И я люблю Лелию, — добавил я.
— Я тоже, — сказала она.
— Чего? — не понял я и смущенно засмеялся.
Она не ответила.
— Что ты сказала? — нахмурился я.
— Я люблю Лелию Гуха. И она любит меня.
— Как это понимать? — переспросил я. В голове замелькали разные варианты, один безумнее другого.
— В прямом смысле.
— У тебя… э-э-э… ты поэтому о ней пишешь? У тебя к ней… какие-то чувства?
— Не чувства. Она — моя любовница.
— Что? — рассмеялся я от неожиданности.
— Она была моей любовницей, — сказала Сильвия, поднимаясь и разглаживая грязные складки юбки. — До сегодняшнего дня. Вот и все. Мы любовники. Были любовниками, — сказала она, и легкая торжествующая или просто взволнованная улыбка оживила ее лицо.