берегу. Еще более не к месту искаженное потугами лицо Лелии в один из тех моментов, когда я безжалостно отвлекся от ее мук, напомнило мне пушистого щербатого монстрика из утренней детской телепередачи. Но хуже всего то, что у меня возникло сильное, почти маниакальное желание взять отложенную кем-то из подсобных рабочих больницы газету и посмотреть, чем сейчас живет белый свет, такой огромный и прекрасный. Время от времени мне просто хотелось уйти куда-нибудь подальше от этой затянувшейся драмы и часок соснуть.
Она тужилась, громко и зло стонала. Группа врачей теперь собралась у одного края кровати, а я, стоя с противоположной стороны, как рулевой, поддерживал и направлял ее. Потом я увидел нечто удивительное. Крошечная головка, пучок спутанных темных волос на человеческом скальпе показался на секунду и тут же снова исчез из вида. Это был человек, живое существо мелькнуло между ног Лелии. Врач поднес к ее влагалищу инструмент, похожий на вантуз, быстрым движением они безжалостно рассекли ее измученную плоть, на открытую рану хлынула кровь, она дернулась, и на свет снова показался этот человечек, под истошный крик Лелии он выскользнул из нее на руки склонившихся медиков, задержавшись в плечах… и у него было лицо. Я был не то что удивлен, а поражен тем, что у него было полностью сформировавшееся человеческое лицо. Я наклонился к Лелии, которая часто и мелко дышала и, как ни странно, улыбалась. Затем, пока врачи возились у раковины с полотенцами и какими-то трубками, время как будто сжалось, а потом оказалось, что в палате появился еще один человек. Родился новый человек. Слишком маленький и раньше положенного срока, но здоровый. Я изумленно смотрел на него, никак не мог поверить в то, что у него настоящее лицо, что он оказался не квелым лысым и безликим розовым непонятно чем, а вощеным живым существом, да еще и с лицом. У него были брови, словно нарисованные фломастером на сморщенном лбу, рот в виде крохотного фиолетового бутончика, мокрые вьющиеся волосы и маленькое гладенькое пузико, которое часто сжималось. У него было такое красивое лицо.
Ребенка дали в руки Лелии. Она стала матерью. «Черт», — подумал я. В моих глазах она вдруг повзрослела, переродилась, надо мной медленно возносилось высшее существо, наделенное женскими чертами, почти потерянное мною; суть, обладающая силами, недоступными мне. Но здесь же был и некто третий, уже не связанный непосредственно ни с кем из нас, который изменил все вокруг. Это была девочка. Я расплакался, как большой теленок, во весь голос, я плакал оттого, что видел перед собой такую идеальную красоту.