— Мне нравится, как ты одеваешься, — сказала я, — у твоего отца денег куры не клюют, если ты на мне женишься, получится настоящий мезальянс. Как у Мутер.
Я опять надела на голову военную шапку, мне стало холодно, и я собиралась закрыть уши, туман лип к моей коже.
— Посмотри, скоро мы совсем перестанем друг друга видеть. Эти девицы из школы глухонемых уже превратились в тени. Посмотри, как они скользят. Ты не уснул?
Он не ответил, и я тоже замолчала. Потом с неба натекло столько тумана, что мы сидели, как за занавесками. Только поблескивали его желтые волосы, а сам он казался неосязаемым, он почти исчез, и я видела одни лишь золотые нити волос, струящиеся в дыму. Потом он протянул руку и всунул ее в мой карман, рядом с моей рукой, но там не было тепло, и мы вынули руки и положили их на промерзшее дерево скамейки.
— Знаешь, Ули, у меня душа и в уголке рта, там тоже у меня болит.
Он повернулся ко мне и порывисто придвинулся; от него приятно пахло мылом, и сигаретой, и семейством, в котором мама гасит в детской перед сном свет. Он поднял руку и провел пальцами по моему рту и, дойдя до уголков, спросил:
— Здесь?
— Да.
Я хотела сказать равнодушно, но слезы сами собой потекли по щекам, а потом по руке Ули.
— Ты плачешь? — сказал он.
— Зачем мне плакать?
— Ну да, ведь это бессмысленно.
— Конечно, бессмысленно.
Он провел по моему лицу обратной стороной ладони и отер слезы к ушам. Я наклонила голову к плечу и прижала его руку. Но он опустил уши моей шапки и завязал их под подбородком.
— Ты как доброволец, — сказал он. — Очень смешная.
Но я просто кончалась, мне было до боли грустно. Я сидела и плакала, а если сейчас подумать, даже и не знаю почему.
— Уходи, — сказала я, — больше ничего нельзя сделать. Уж если я начала, то надо и кончить. А это заняло бы какое–то время.
— Ну и что? — сказал он и посмотрел на часы. — Я тебя подожду!
Он остался сидеть рядом со мной, засунув руки в карманы, а я так хотела, чтобы он еще раз поднял руку. Но он сидел неподвижно в пальто с двумя рядами металлических пуговиц.
— Когда ты кончишь, — сказал он, — я дам тебе шкуру. Хочу, чтобы здесь прошла рыжая лиса.
— Я кончила. Все. Я проплакала почти час.
— Нет, — сказал он. — Полчаса.
— Все. Я кончила. Дай мне шкуру.
Я облачилась в шкуру и стала размахивать хвостом, туман тем временем рассеялся, и я плавала среди серебристых клочков вуали, я танцевала, а Ули отчаянно хлопал в ладоши: «Не оборачивайтесь, там рыжая лиса, не оборачивайтесь, там рыжая лиса», — и: «Внимание, руки вверх, стреляю!»
Я подняла руки и стала отступать, а он шел на меня, вытянув руку, как пистолет. Потом я ударилась о березу, Ули подошел, и снег, упавший с веток, побелил его волосы.