Пожалуй, те бессонные несколько лет были самыми счастливыми в Володиной жизни. Каждый вечер перед сном он читал детям отрывки из «Агни–йоги» или Библии, «Нового Завета» — возрожденная со времен далекого детства традиция семейных чтений. Перебивая друг друга, они втроем спорили и смеялись, и мечтали вслух на всю катушку, засиживаясь допозна. Ребята задавали вопросы, а Владимир с поражающим самого себя красноречием рассказывал сочиненные на ходу сказки о том, что всё вокруг нас живое: деревья и травы, неподвижные камни, даже звезды и небо над головой. Во всем есть искорка Бога, душа.
Дальше — больше: учил детей перед сном посылать добрые мысли всей планете, самыми простыми словами: «Пусть миру будет хорошо! Пусть всей Земле будет хорошо!» Говорил о том, что мысль материальна — «что бы мы ни думали, рано или поздно сбудется», — а потому нужно быть особенно осторожными. Не знаешь ведь, не причинишь ли своей случайной раздраженной мыслью кому–нибудь вреда — или кому–то из близких, кто в тот момент находился рядом, или самому себе. Вернется бумерангом и стукнет с размаху по лбу, соображай потом!..
Трудно сказать, какую часть из его философских историй — одну сотую или, может, десятую? — Слава с Янкой могли в том возрасте понять. Но Володя верил всем сердцем: когда–нибудь в них прорастут эти посеянные щедрой рукой зерна, просто не могут не прорасти… Марина его самодеятельными «духовными занятиями» (как Володя свои чтения называл) была откровенно недовольна и часто пыталась скандалить: «Чему ты их учишь, как они дальше будут жить, когда вырастут?!» Но ребята слушали с горящими от восторга глазами, особенно Янка. (Ярик всегда был скорее «мамин», с характерной практической жилкой: «Не учите меня жить, лучше помогите материально!»)
А еще через пару лет всё постепенно сошло на «нет»: прекратились зовущие в неведомые дали сны, исчезло свечение рук и ослепительно–голубые, цвета сварки, вспышки перед глазами. Как будто бы он предательски незаметно скатывался вниз по наклонной плоскости, пока не приземлился в привычном опостылевшем мире, где никогда не было места фантазерам и чудакам… «Агни–йогу», правда, по старинке до сих пор иногда почитывает, но без прошлого фанатизма и на трезвую голову.
И всё равно порой бывает неудержимо, до сжимающей сердце тоски жаль тех летящих дней, которые, по сути дела, ничего хорошего ему не принесли… Враждебность и отчуждение жены, насмешливые комментарии друзей и тревожные мамины глаза. Не хотелось бы, чтоб Янка повторила тот же самый сценарий взлетов и падений, и горького разочарования под конец. Пока что она с завидным упорством дублирует почти все его юношеские увлечения: фантастика, музицирование с утра до вечера, психология, философия… Разве что радиоэлектроникой и всякой программистской бедой не интересуется, а в остальном — уменьшенная в полтора раза копия отца, женский вариант в мягком переплете.