Мальчик, крепкий пятилетний малыш с большими задумчивыми глазами, шел медленно, но упрямо. Ххыл надеялся, что сын выдержит тяготы пути. Девочка Вапа, худенькая, как олененок, казалась хрупкой, но Ххыл знал, что она сильная.
На пятый день путники добрались до величественного известнякового хребта. Горная гряда на несколько сот футов вздымалась над тундрой и тянулась по восточной оконечности Британии примерно двести миль, после чего мягкой дугой сворачивала на запад еще на двести миль и наконец выходила к морю на юге, но прежде образовывала в центре Южной Британии меловое плато, от которого в разные стороны щупальцами огромного осьминога расползались другие хребты. В доисторические времена, да и позднее, эти хребты служили естественными дорогами для первобытных племен.
С вершины кряжа открывался такой чудесный вид на пятьдесят миль вокруг, что даже Акуна ахнула и улыбнулась. На гряде росли чахлые деревца, редкие рощицы и густой кустарник, где путники укрывались на ночь. Дни шли за днями, скитаться в одиночестве было тяжело, но Ххыл не терял надежды и упрямо двигался вперед, представляя себе неведомые южные края, где тепло и много дичи – ведь путешествие он затеял ради благополучия семьи.
Как же ему повезло с Акуной! Всякий раз, когда Ххыл смотрел на нее, по телу растекалось приятное тепло. Они встретились, когда Акуне было двенадцать: ее племя кочевало по тундре и забрело в охотничьи угодья соплеменников Ххыла. Такие редкие встречи всегда давали повод для всеобщего веселья. Мужчины обзаводились спутницами, ведь кочевники хорошо знали, что межплеменные союзы производят крепкое, сильное потомство. У молодого Ххыла, уже тогда прославленного охотника и следопыта, женщины не было. Акуна, миловидная и складная девушка, составила ему прекрасную пару. Долгих обсуждений не потребовалось: мужчины устроили совместную охоту, после чего отец Акуны отдал дочь Ххылу в обмен на кремнёвые наконечники для стрел.
Сейчас Акуне минуло двадцать два – зрелая женщина в расцвете сил. Обычно к этому возрасту женщины становились морщинистыми и жилистыми, но Акуна сохранила привлекательность: не такая смуглая, как соплеменники Ххыла, с необычными зеленовато-карими глазами, копной русых волос, сейчас густо смазанных салом, и широким чувственным ртом с крепкими ровными зубами. Щеки еще не покрылись сеткой глубоких морщин, как у большинства ее сверстниц.
Мысли о гибком, податливом теле Акуны вызывали у Ххыла невольную улыбку; он с тайным восторгом вспоминал ее великолепную налитую грудь, крутые изгибы бедер, гладкую и светлую, будто сияющую изнутри кожу, покрытую легким пушком, а не порослью жестких волос, как у приземистых соплеменниц Ххыла. Коротким полярным летом, когда в тундре наступали долгожданные теплые деньки, Ххыл с Акуной купались в холодных, сверкающих струях ручьев и речушек. Акуна во весь рост вытягивалась на берегу, нежась в солнечных лучах, а Ххыл, гордый своей мужской силой, набрасывался на нее. Она с глубоким низким смехом, будто рожденным в недрах самой земли, подставляла ему пухлые губы.