— Элья Бабочкина.
А я вздрогнула, что не ускользнуло от цепкого взгляда огневика, и он тут же полюбопытствовал:
— Снеженика, вы знали погибшую?
— Да, — с мрачным выражением на лице поведала я. — Мы водим… водили дочек в одни ясли.
Память услужливо нарисовала мне молодую женщину чуть старше меня. Веселую, очаровательную с хитринкой в зеленых глазах. Всегда такую яркую и улыбчивую.
— У Эльи осталось двое детей, — тихо дополнила я.
— Я знаю, — откликнулся Даров, — уже известно, что их заберет к себе младшая сестра Бабочкиной.
— Господин Даров, — вклинилась Ветла, — а как умерла эта ведьма?
— Ей отрубили голову, — запросто оповестил Рон.
— В таком случае я уверена, что это сделал маг! — убежденно молвила Лийта. — Именно так они предпочитали убивать ведьм во время войны!
— Что говорит сам огневик? — озадачилась Ветла.
— Ответ на ваш вопрос очевиден, госпожа Клеверова, — едко отозвался Эферон.
— А что говорят ищейки? Кому из государевых ведьм поручили расследовать это дело? — полюбопытствовала я.
— Тирне Ежкиной!
Услышав это имя, я вновь посмотрела на обеих своих приятельниц. Они кивнули, молчаливо согласившись со мной, причем на моем лице на мгновение промелькнуло кислое выражение. Эферон насторожился:
— Снеженика, вы и с этой ведьмой знакомы?
За меня ответила Лийта, лишь ненамного опередив Ветлу, которая уже открывала рот.
— Это наша бывшая одногруппница.
— Не находите, что слишком много совпадений случается в нашей жизни в последнее время? — Клеверова все-таки подала голос.
— Гм… — глубокомысленно изрек глава Ведического Совета и добавил: — Едем!
Выйдя за ворота, мы разделились: Ветла и Лийта полетели с Ацуром, а мы с Роном, по сложившейся традиции, взобрались на Всполоха.
Ящер взмыл в небеса, унося нас прочь от Омбрии. На улице опять начался мелкий надоедливый дождик, капли которого ветер нещадно бросал через открытую моей рукой шторку.
Пришлось закрыть занавеску и прикрыть глаза, дабы не беседовать с Даровым. Мне было неловко от того, что этот маг видел меня беспомощной, опустошенной, рыдающей. Хотелось поскорее забыть все, что случилось в Подземье, а особенное смятение вызывало то, что произошло между нами в ночь бала. Я чувствовала себя отвергнутой, и это вызывало во мне ярость, а еще стойкое недоумение и любопытство.
Рон, похоже, совсем не разделял моего желания просто помолчать. С определенной долей ехидства он оповестил:
— Снежа, я удивлен!
— Чем? — открыла глаза и метнула в собеседника раздраженный взгляд.
— Тем, что ты все еще не рассказала Марессе о том, какой я нехороший!
— Ты расстроился? — получилось очень иронично, как я и задумывала.