Темные вьющиеся волосы брюнетки, откинутые назад, разметались по полу. На одном из висков запеклась кровь.
Пленница, которую светловолосая назвала Марианной, застонала и открыла глаза. Огромные неподвижные зрачки уставились на сокамерницу.
- На-та-ша, - с трудом произнесла она и, пытаясь приподняться на локте, со стоном рухнула на пол.
- Да, я с тобой, я - Наташа, ты меня слышишь?
Марианна промычала в ответ что-то невразумительное.
- Гос-споди! - Наташа попыталась встряхнуть ее, но добилась того, что та смогла лишь снова открыть глаза.
- Ты опять глотала эту гадость? Я же тебе говорила, идиотке, обмани их. Слышишь меня, дура? - накинулась она на Марианну. Подохнем здесь.
- Я... не могу.
Наташа злобно сплюнула на пол. Вот и попробуй иметь дело с этой наркоманкой.
- Договорились же, - теперь она чуть не плакала. - Ты думаешь, мне легче? - Она прикусила разбитую губу. - Я как кошка раздавленная. Еще один такой день, и все: или свихнусь, или подохну. Ты слышишь, чокнутая?
Марианна молчала, ее мутило.
Наташа заплакала от бессилья.
- Я-а рискую, - заикаясь, выговаривала она, ворую у этой жирной гадины ключ, пока она пьяная, терплю все, таблетки затырила, а ты... Живыми мы отсюда не уйдем. Ну, Марианночка, миленькая, вставай, мне страшно одной.
- Не Марианна, - покачала головой темноволосая. - Машкой меня зовут. Для понта... Марианной... - Ее язык заплетался, и она умолкла.
Наташа вскинула голову.
- Я все равно уйду. Пусть догоняют, один конец. Здесь, как падаль, собакам скормят. Или зароют. Недолго осталось. Может, уже завтра. Они что-то затеяли, сама слышала. Да очнись ты, кукла! Посмотри на себя, на меня - задницы в ожогах от сигарет. Нравится, когда на карачки ставят и на твоей спине вместо карточного стола всю ночь в очко дуются? А когда хлещут, что есть мочи, картами по голой коже? И так каждую ночь. Потом эти крысеныши наваливаются всей кодлой... Нравится, да? А жирная пьявка Сусанна? Она же замучает нас до смерти! Если я сбегу одна, тебя сразу прикончат. - Наташа снова принялась трясти подругу. Слезы бежали по ее хорошенькому личику.
Машка попыталась приподняться, но не смогла.
- Одна беги... - она кулем свалилась на пол.
Через минуту на ее лице появилось осмысленное выражение и она вяло стала шарить рукой свою одежду.
- На, возьми, - она протянула зажатые в кулак две таблетки. Пригодится. Запомни, я - Маша Алышева. Выберешься, этих гадов... - Она начала плакать, ее бил озноб.
Наташа стояла в коридоре и прислушивалась к тому, что творится в доме. Трусики - две перекрещенные кружевные тесемки, короткая майка на бретельках, и синтетическая, едва прикрывающая попку кофта - вот и вся ее одежда. На ногах были резиновые шлепанцы. Она дрожала от холода и страха, но назад пути не было.