…Меня ещё не заметили, но кто–то опять налил рюмочку и подложил салата оливье. Как вижу, во мне тут особенной нужды и нет. Все и так славненько гуляют.
Да, вот про это самое КГБ. Меня туда тоже как–то вызывали. Только поступил на работу в редакцию, так они к себе на беседу и пригласили. — Как работа? Как сотрудники? О чём говорят? Что читают? А, скажите, никто не предлагал вам почитать, к примеру, Некрасова? _ Да, говорю, — Ефросинья Ефремовна. Они оживились: — Кто такая? — в редакции у вас, кажется, не числится. — Правильно, — говорю. — Ефросинья Ефремовна мне литературу в восьмом классе преподавала.
В то время я и правда, не знал того Некрасова, который причинял этим аккуратным вежливым ребятам зубную боль. И они мне поверили. Погрустнели. Больше к себе не вызывали.
У Машковича я научился покупать в магазине хорошие книжки. Оказывается, это очень просто: нужно полистать страницы, наугад прочитать два–три абзаца. Хорошего писателя видно сразу. И плохого тоже.
В учебниках литературы не встретить фамилии Энн Ветемаа. Его завезли в наш магазин экземпляров триста. Где–то по десятку — дарить друзьям — разобрали мы с Машковичем.
«27‑го числа наступил коммунизм. Все сразу пошли в магазины и набрали себе товаров по потребностям». — Валентину нравились такие мои рассказы. Я радостно ему притаскивал свежие, ещё с непросохшей пастой, опусы, читал, и Машкович всегда находил несколько слов, чтобы мне хотелось писать дальше. Когда он с семьёй переехал от нас на две тысячи километров южнее, в Талды — Курган, играть в областном театре героев–любовников, я однажды и там его настиг со своими писульками.
Вот сейчас — годы прошли, и я думаю — может, это от меня бегал по стране, прятался деликатный Машкович? Хотя… Вот сегодня же пришёл, не побоялся. А у меня, к случаю, и рассказик свеженький припасён…
Так… А вон там, за столом под синенькой скатертью, сидит Леночка Акчурина. Да, чья же ещё. Вот уж не ожидал. Её сейчас, однако, нужно Еленой Валерьевной величать — большим человеком стала. Каким же ветром сюда, куда Макар телят не гонял, занесло Вас, сударыня? То, что мы с Вами когда–то в одной песочнице играли, ещё не повод, чтобы тащиться в такую даль. Не иначе — нужно чего. Свиней у меня уже нет — всех порезал, бычка Педрито для себя держим. Ну, уж, заинтриговали Вы меня, Елена Валерьевна.
А рюмочка у меня уже опять полная. Наклюкаюсь я тут, однако, и свалюсь под стол. И никто этого и не заметит.
А там кто? Да это же Лёва Кричевский! Сколько лет, сколько зим! Приехал. Нашёл время. Забыл обиду. Или не забыл, но простил. Такое вообще не забывается.