На снегу розовый свет... (Дунаенко) - страница 79

Первые два месяца я просто выслушивал м-м Леокрису, потом рассеянно она отдалась, но… не то… не так… ведь самое малое, что может вам дать от себя женщина — это своё тело. С м-м Леокрисой на сей факт мы даже не обратили внимания, понимая созвучно, что не он суть главное. И я помню, хотя и страстную, её предвосхитительную дрожь и лобзания, но которыми как будто м-м Леокриса старалась от меня защититься. Смертельно серьёзное пришло после, когда мы пытались друг от друга оторваться, проваливаясь всё дальше в глубины непознанных, неизведанных мук и счастий, выбрав себе из всех запретных и губительных плодов самый ядовитый.

Любовные приёмы… Их нет. У меня их не было. Всё это очень индивидуально. Тело женщины само подсказывает вам, что с ним, с ней делать. Ласкать ли долго, отдалённо, будто бы даже избегая всяческих намёков на физическую близость, либо исхлестать нежное создание, унизить, извалять его в грязи. Тело женщины подскажет, что вам делать с ним.

От подсказок м-м Леокрисы у меня голова шла кругом, я едва поспевал за её невообразимыми, даже для меня, желаниями (а, для успеха в сердце вашей повелительницы,

ведь нужно их чуть–чуть опережать…). И каждый раз я даже пугался своих мысленных фантазий, опасаясь, что вдруг возникнет желание сэкстраполировать этот бред на милую м-м Леокрису, но и то, что даже мне казалось кощунством над женщиной, принималось ею с восторгом и выводило нас на новые круги безумных наслаждений.

Именно в эти дни шайка бездельников во дворце графа де Мурильо и с самим графом во главе решила устроить постыдное соревнование над женщиной, выбрав для этой цели меня, потому что вился за мной хвост, шлейф славы повального обольстителя и непревзойдённого мастера постельных ристалищ. Я должен был принять вызов этой оравы пресыщенных разряженных глупцов, под париками которых ползали вши, и временами возникала сыпь на местах, скрытых шелками и драгоценностями. Я должен был принять вызов, толпа стала скандировать и бряцать серебряными кубками.

Образовался круг, я вошёл в него. Следом за мной, опережая всех возможных и невозможных соперниц, ворвалась м-м Леокриса. Никто не знал о нашей связи, за одно только подозрение её муж проткнул бы шпагой и меня и её. Никто не знал, что уже от наших взглядов в м-м Леокрисе вспыхивает пламя нестерпимого оргазма. Она хотела победить меня в тот вечер, обрубить, отсечь невидимую нить непонятной, кажущейся ей колдовской, зависимости от меня.

Муж тоже находился в толпе. В том не было ничего зазорного, что м-м Леокриса прилюдно предложила себя в соревнование с мужчиной. Если вы назвали себя актёром и вышли на сцену, то всё, что вы делаете — это уже искусство, игра. Актёры могут играть любовников и ненавидеть друг друга. Мне кажется, м-м Леокриса к тому моменту уже меня ненавидела…