Опять-таки раздражали шумы. Какие органы они раздражали – это тоже неизвестно, но ощущение у зародыша было такое, будто скребли алюминиевой вилкой по оконному стеклу.
«Это – моя мать, – осознал эмбрион. – Она чешет свой плоский живот длинными наманикюренными ногтями. Оттого такой противный звук».
Еще он знал, что женщина в полном неведении о существовании в ее теле сгустка клеток. То есть о его существовании.
Она всегда контролировала проникновение мужского семени в свое лоно. Когда можно без последствий, ведала и, когда следует прибегнуть к мерам предосторожности, знала, по ее мнению, наверняка.
Последнее санкционированное проникновение сперматозоидов состоялось на второй день после выброса организмом погибшей яйцеклетки, так что по медицине все должно было быть в порядке. И еще – где-то в памяти женщины хранились почерпнутые из рассказов подруги-акушерки по прозвищу Барбариска, вечно сосущей детские леденцы, утверждения о том, что забеременеть не так уж и просто, мол, для мужского семени женское лоно враждебно, и почти все сперматозоиды гибнут в кислой среде, остальные же, немногочисленные, слабнут, и лишь удачное сочетание времен позволяет обессиленной рыбке пробуравить яйцеклетку, вследствие чего и наступает беременность.
Женщина была спокойна, а потому в ожидании, пока наполнится ванна, поглаживала шелковую кожу своего чуть полноватого, а оттого такого соблазнительного живота. Думала она вовсе не о материнстве, а о некоем Пашке Северцеве, с наголо выбритым черепом парне, приехавшем пару месяцев назад с целинных земель и имевшем при себе туго перевязанную бечевой пачку денег, такую толстенную, что даже после пятнадцати походов в ресторан и приобретения модной синтетической шубки к именинам пачка эта не похудела, а, казалось, наоборот, расправилась и разбухла. Так живот начинает отвисать, когда ремень после сытного обеда распустить.
Живот, живот…
Она поглаживает свой живот…
Он отчетливо почувствовал опасность, хотя страха по-прежнему не было.
Она шагнула в большую, старинную, сохранившуюся с дореволюционных времен ванну, сначала стояла в ней в рост, привыкая сильными икрами к слишком горячей воде, затем присела, только краешком белых ягодиц касаясь обжигающей воды. Потерпела и после с наслаждением, медленно-медленно погрузила тело под воду, ощущая, как тотчас мириады крошечных пузырьков облепили ее красивые ноги, вытянутые в эмалированной емкости в полную их длину. Она любила этот момент – когда можно легким напряжением мышц согнать с ягодиц и ляжек воздушные шарики и смотреть на них, сначала устремляющихся на поверхность, а потом шипящих на ней почти так же, как газированная вода из сифона в стакане. После этого укладывала голову с рыжими волосами на специальную деревянную перекладину, смотрела несколько секунд на слепящую лампу сбоку от зеркала, а потом закрывала глаза и с удовольствием ни о чем не думала. Лишь мягкий пар ощущала румяной кожей лица и дородной шеей…