Трой ничего не делал; он просто стоял, упираясь обеими руками в стену позади меня, стоял, опустив голову и наслаждаясь тем, как теплые струи воды стекают по его волосам… стекают и капают на моё лицо. Я не произнесла ни слова. Я впервые была в ситуации, когда оттолкнуть мужчину мне хотелось так же сильно, как… не делать ничего; просто стоять, ощущая его присутствие. Ощущая его дыхание на своём лбу. Ощущая его близость и его… бездействие.
Меня бесила его самоуверенность и завораживала его боль. Почему-то я знала — он страдает. Где-то глубоко в себе он скрыл свои чувства, точно также, как и мы все, но временами они вырывались наружу — вырывались без слов или наоборот, с неправильными словами. Трой оставался для меня загадкой. Я не понимала его. И я не хотела понимать его. Потому что он делал всё, чтобы я его ненавидела, и при этом, привязывал меня к себе ещё сильнее. Он говорил, что я не задавала вопросов, — но и он не задавал их мне: он подобрал меня с неизвестной мне целью, сделал членом отряда, отмыл, сейчас оденет и откормит, и сделает ещё более зависимой от себя. Я не хотела быть зависимой. Но комфорт, еда, крыша над головой и удобная кровать в Мире После были привилегией немногих. Он предлагал мне тёплое местечко, не спрашивая, кто я. И он ничего не просил взамен. Или просил?..
Я хотела, было, дёрнуться в сторону, как была остановлена тихим:
— Просто. Стой.
И я стояла. Стояла, глядя на его подбородок, на его острый кадык, на пятно скверны, появившееся на его шее под мокрыми волосами…
— Это… — напряженно начала я, и вновь была перебита:
— Это пройдёт. В моей крови всё ещё действует антидот, — тихим, несвойственным ему голосом, сказал Трой, а я с изумлением наблюдала, как прямо перед моими глазами черное пятно рассасывается на его коже…
— Тогда зачем ты это провоцируешь? — не выдержав, спросила я, и получила самый странный на свете ответ:
— Потому что могу.
Я сжала зубы и опустила голову, чтобы не соблазниться и не посмотреть в его самоуверенное лицо и после — не зарядить ему по носу. У него было лекарство. Но у миллиардов людей его не было.
Он просто не имел права делать так.
— Но на тебе скверна не появляется, — вдруг сказал Трой, а я поняла — поняла, что меня всё ещё испытывают.
Меня проверяют. Дура.
— Я уже говорила — мужчины меня не заводят, — процедила, стараясь не коситься на тот самый мужской орган, что заводил меня своей готовностью с тех самых пор, как Трой зашёл в кабину.
— Поспорим? — он наклонил лицо ещё ниже; я это почувствовала; но играть в его игры больше не хотела.