А где же другая мать?
Она осталась у входа в празднично освещенную дачу, одинокая, всеми забытая, под холмом благоухающих роз.
* * *
Потухли огни.
Восток побелел. На горизонте чуть наметилась светлая полоска, покраснели края; шире и шире расползается она по небу…
Сквозь пурпур пробивается золотистый цвет.
Вырвался и протянулся по небу золотой луч… другой… третий, рассыпался яркий сноп искр, и показалось лучезарное солнце. Бросило свои ласкающие лучи на величавые сосны; оживило, окрасило цветники, разбудило пташек, блеснуло серебром по росе на лужайках.
Оживился бор гомоном птиц, которые веселым щебетанием и звонкой трелью радостно встречают восход солнца.
Цветы высоко подняли свои головки и, качаясь под легким дуновением ветерка, точно кланяются восходящему светилу.
Ласкает глаз и омытая росой травка, и скромные незабудки, купающиеся в животворящих солнечных лучах. Спрятался в тень белоснежный ландыш, но и он шлет солнцу свое свежее благоухание.
Вся природа улыбается новому дню. Зажужжали, захлопотали проснувшиеся пчелы, звенят стрекозы, весело порхают бабочки.
В вышине заливаются песней жаворонки; чертят воздух ласточки. Небывалую картину представляет собой Майский проспект…
Не залетает туда ни птица, ни даже бабочка… Там люди!
Переговариваются полушепотом в отдаленных рядах; ближайшие — молчат и как-то жмутся друг к другу.
Среди дороги остатки кареты и лошадей. На краю страшной воронки сидит сжавшийся, как-то разом осунувшийся Потехин.
Толпа так и не расходилась с вечера. Ждали рассвета; весенняя ночь коротка. Переговаривались, обсуждали происшествие.
— Не иначе, как это он, пакостник, больше некому, — шепчет в толпе какая то бабенка.
— О ком ты? — оживляются настороженные соседи.
— Да об черном барине, об ком же? Слышь, он опять в наших лесах появился, ребятенок пужает и молодайку Печ-никову чуть было не сцапал!
— Мамонька родимая, — почти до земли присела растрепанная старушонка. — Уж не он ли, окаянный, мою корову спортил? Зачнешь доить, а у ней из титек заместо молока кровь!
— Ой, да и у меня овца пропала и поросеночек сдох. А мы с бабушкой свекровью гадаем, с чего бы это он.
— Тише вы! Раскаркались, вороны, — зыкнул степенный мужик. — Тут, можно сказать, жистей сколько решилось, миллионщика такого в час время к земле пригнуло, а они — корову спортили, поросенок сдох! Тьфу, дуры!
— Дуры и есть. Бабы — они уж завсегда бабы, волос долог, ум короток, — поддакнул ему другой мужичок. — А вот что барина этого черного нам укоротить следовает — это верно!
— А что он сделал? — добродушно спросил толкавшийся среди любопытных старший агент уголовного розыска Орловский.