Бедный мужик — Влас, но хозяин заботливый; с утра до позднего вечера в работе. Если не в поле и не в лесу, то дома топором стучит, стену у избенки подопрет, ворота подправит, ступеньку новую на крылечке приладит.
Да и мало ли в крестьянском обиходе работы найдется, а у него не знаешь, к чему и руки вперед приложить.
Внимательнее всего он к конюшенке своей относится. Пристроил ее к самой избе. Хотя и из старой бани стены выведены, но промшил их Влас хорошо, оконце для света прорубил, а крыша даже лучше, чем на избе.
В конюшне у него бесценное сокровище стоит — Гнедко.
Подарила его ему еще маленьким жеребенком барыня-покойница, у которой он в летнее время в саду убирался.
Жеребенок вышел на славу — цены ему нет; холит его Влас пуще детища родного.
Об осени ему уже два года.
На Петров день в Красном — ярмарка. Народу съезжается со всех концов; вот он туда и Гнедка своего отведет. Хорошо продать можно, а тогда и нужде конец. Избу поставит новую, скотинки подкупит, у соседнего помещика лужок снимет.
Мечтает Влас, жеребенка своего чистит, а у того шерсть, как шелк, блестит. Пофыркивает коник, на хозяина лукаво глаза косит, тонкими, породистыми ножками перебирает.
— Полюбуйся, дескать, какой я красавец вырос. Сколько ты животов за одного меня купишь? Только смотри, смотри, в дурные руки меня не отдавай.
Залюбовался на него Влас, а у самого сердце вдруг ёкнуло.
В округе, слышь, конокрады проявились. Да чего в округе, у них в Пестровке на прошлой неделе у Петра Волкова мерина свели. К батюшке, слышь, подбирались, да Азор-ка лай поднял, работник во время выскочил. А ну как…?!
Мысли не кончил мужик, затрясся, побелел весь. Нет, пусть изведусь, а до ярмарки ни одной ночи до рассвета спать не буду.
Потрепал по шее Гнедко, любовно так в глаза ему заглянул, крепко замкнул хлевушок и деловито жене в огород крикнул:
— Я ухожу, Ариша. Смотри, доглядывай! Мало ли что день, — лихих людей много!
* * *
Заметался, застонал, силится проснуться от неприятных видений Потехин, но сон не выпустил его из-под своей власти. В новом, совсем чужом облике видит он себя на опушке леса у самой Пестровки. Это его собственное сердце бьется в груди молодого парня, с тревогой поглядывающего на затянутое тучками небо.
— Эх, погодил бы дождичек, — с беспокойством думает он, — на мокрой земле всякий след виден, а сейчас хорошо; полверсты всего до речки, а там по воде с версту пройти и в овраг каменистый, к самому берегу подходит. Тогда уж, ау! Поминай, как звали! Что это сердце как щемит, ужель не к добру?
Пустяки, бабьи сказки!