Довольный его покорностью Бертэн обещал ходатайствовать об его освобождении перед королевой.
Однако королеве эта просьба показалась нарушением самых священных прав Бастилии. «Смягчение условий — да, на это я согласна. Но освобождение такого опасного преступника— это было бы чистым безумьем!»
Шарантон — тюрьма, где содержались менее опасные преступники; там они пользовались сравнительно большей свободой, чем в Бастилии, начальство относилось к ним проще, сторожа были снисходительнее. Сюда-то и перевели Латюда, ослабевшего, больного, казавшегося глубоким стариком. Ему об‘яснили, что такая милость королевы должна сделать его совершенно счастливым. Латюд, привыкший всему безмолвно покоряться, выразил, насколько это было в его силах, свою благодарность.
— Данри, — сказал ему однажды сторож, обычно сопровождавший его на прогулку, — министр полиции г-н де Сартин сегодня будет здесь. Я постараюсь устроить так, чтобы вы попались ему на глаза. Разговор с ним может ускорить ваше освобождение.
— Может быть, он захочет навестить меня в моей камере?
— Не думаю. Он будет здесь по поводу одного нашего узника, который сошел с ума и ведет себя очень буйно. Он так шумит и дерется, что держать его здесь невозможно. Сейчас его засадили в клетку и держат во дворе.
— Так где же я могу увидеть министра полиции?
— Я выведу вас во двор к клетке сумасшедшего, на которого, кстати сказать, вам будет интересно посмотреть.
В треуголке, низко надвинутой на глаза, с маленькой серебряной шпагой на боку, в широком черном плаще министр де Сартин проходил по тюрьме со своей свитой. Ему хотелось лично посмотреть на безумца, который в припадке бешенства поносил имена короля, королевы и дофина. Надо было немедленно отправить его в Бисетр, где в подземных карцерах таких беспокойных людей быстро «забывали».
Во дворе, у клетки, где в разорванном платье, босой, с исцарапанным лицом и висящими по плечам клочьями волос бесновался больной, собралась толпа служащих в тюрьме сторожей и офицеров. Все они почтительно расступились перед де Сартином.
— Давно ли он буйствует? — спросил Сартин сопровождавшего его офицера.
— Он и раньше отличался своей дерзостью, но в таком состоянии он третий день.
— Отправить его в подземелье в Бисетр, — хладнокровно сказал министр.
В это время в толпе, окружавшей безумца, произошло движение: Латюд, приведенный сюда сторожем, кинулся к клетке и, схватившись руками за ее железные прутья, прильнул к ней лицом.
— Бастид, — закричал он, — это Бастид!
Министр приложил к глазам лорнет, с любопытством глядя на эту сцену. Между тем глаза сумасшедшего остановились на лице бывшего товарища по заключению. Искра сознания мелькнула в его расширенных зрачках и тотчас же угасла. Он дико зарычал подскочил к решетке, потряс ее обеими руками и закричал в самое лицо Латюда: