– Мам, сегодня «Сестра его дворецкого» с Диной Дурбин, – оживлялась я, видя в программе её любимый фильм.
– Ты включай, смотри. Мне не мешает.
Я сначала хотела сдуру включить, думаю – хочешь не хочешь – услышит любимый фильм, отвлечётся, втянется. А потом как вспомнила, что там Дина Дурбин поёт со своим эротическим американским акцентом!
От чего да почему
На щеках слезинки?
Это просто ничего!
По любви поминки!
Этого нам только не хватало.
– Мам, а до папы ты кого-нибудь любила? Ну… чтоб тоже очень сильно, – уже в полном отчаянии искала я тему для разговора.
И вдруг она прореагировала:
– Любила…
Эту победу надо было закрепить:
– Его как звали?
– Петька. Пётр Троян… Мы когда с моей мамой – твоей бабушкой – в Остёр на Украину летом отдыхать ездили, он туда домой на побывку приезжал. В военном училище учился. В Полтавском – на артиллериста.
– Красивый был?
– Очень. Высокий, черноволосый. Пел, на гармошке играл. Все девки сохли.
– А он тебя выбрал?
– Ну… Столичная штучка, интеллигентная, вечно с книжкой… Дачница-чердачница… Так меня звал. Я очень любила спать на чердаке – на сеновале. Запрокинешь голову к открытому чердачному окну – и на тебя сыплются крупные южные звёзды. Засыпаешь счастливая…
– А дальше?
– Дальше… Письмами атаковал… «На последних стрельбах написал мелом на снаряде твоё имя «Катя!». И этот выстрел был очень точным!»
– И чего потом?
– Ну, так несколько лет ездили. Потом он в Москву приезжал. Я его на Красную площадь водила. Иду с ним! Сияю ярче его начищенных сапог – смотрите, мол, все – какой со мной красивый военный идёт! И он меня любит, и он ко мне специально приехал! Иду – горжусь. Доходим до Пушкинской площади, он как рухнет на ближайшую скамейку: «Ой, подожди, давай передохнём!» Я даже испугалась: «Что, говорю, случилось?» А он говорит: «Не могу дальше идти. У меня, понимаешь, сапоги сильно об асфальт цокают. И я пальцы всё поджимал и на носочках шёл. Боялся – вдруг тебе этот цокот не понравится и ты будешь стесняться со мной рядом идти. Перед самой поездкой подковал. Ну я дам этому нашему сапожнику, как вернусь!» Я не выдержала – рассмеялась. Он, слава богу, тоже.
Рассмеялась и я.
– Он вообще с детства аховый был. Рассказывал мне: «Вот идут все из клуба вечером – а мы с хлопцами верёвочку посреди дороги натянем и наблюдаем из кустов, как народ падает. А один раз вовсе сообразили. Я в школе из кабинета химии соляную кислоту увёл, и мы перед сеансом в клубе все скамейки ею намазали. Ну… Утром к отцу паломничество пошло – всё село с прожжёнными нарядами на интересном месте. Требуют новые покупать! Тогда после войны у многих по одной одёжке на выход и было. Я говорю: «И что отец?»