Митя видел, что «Уникум» готов к работе, но отключен, и не мог понять, в чем заминка. Он вспомнил, как глупо, чудовищно глупо подставился, и заскрежетал зубами. Дашка Семенова ловко его одурачила, проклятая шлюха. Напустила в глаза гипнотического тумана, и он не услышал шороха за спиной. Тоска и страх давили с неумолимой силой. Митя попробовал еще раз ввести в действие автономную психозащиту, но с тем же результатом. Перед смертью он очеловечился, с этим ничего нельзя было поделать, с этим оставалось смириться.
Неподалеку за столом, накрытым черной клеенкой, двое миротворцев резались в «жучка». По внешности оба выходцы из Средней Азии, но разговаривали на родном для руссиян языке, на английском, правда с характерным акцентом. Похоже, оба были талибами, что сулило Мите дополнительные прощальные муки. Впрочем, Митю, даже в его человеческом воплощении, это как раз не волновало: болью меньше или больше — какая разница… Играли вояки с азартом, карты впечатывали в клеенку с утробным кряканьем, словно мясо рубили. Ставки повышались от кона к кону. По азартным репликам Митя понял, что в банке скопилось не меньше трехсот тысяч долларов. Как всякий перевоплощенный, он сам был заядлым картежником, но такой масштаб игры ему и не снился. Обычно они с корешами играли по маленькой, по центику либо по бутылке пива, в приличные игорные заведения руссиян вообще не пускали. По всей Москве для них были поставлены специальные игровые павильоны с надувными стенами. Эти павильоны не пользовались особой популярностью. Конечно, там можно было отвести душу, вдобавок подавали бесплатный чай с сахарином (один стакан на рыло), но выиграть было нельзя. Все автоматы фиксированные, а если какому- то головастику (случалось и такое) удавалось перехитрить подержанную электронику, он все равно бесследно исчезал вместе с выигрышем. В рекламе назойливо, год за годом, показывали счастливчика (явно куклу), выходящего из летучего игрового павильона с зажатым в кулаке миллионом, но это была лажа. Вживую никто и никогда не видел человека, который ускользнул хотя бы с выигранной сотней.
— Господа, — прокашлявшись, окликнул Митя игроков. — Господа, дозвольте обратиться?
Миротворцы подняли головы, словно на звук комара. По–английски Митя тоже говорил с акцентом, чтобы не задеть их самолюбие. Самолюбие у талибов обостренное, как их отравленные пыточные иглы.
— Чего тебе, смерд? — спросил один недовольно. — Не видишь, заняты?
— Только одна просьба, господа. Нельзя ли передать на волю последнюю весточку?
— Какую весточку? — заинтересовался азиат. — Ты же голодранец.