– Здравствуй, Лолотта. – сказала Алия.
30
– Здравствуйте, Михаил Юрьевич, это Марина! – моя курильщица позвонила ни свет, ни заря, когда доктор переживал расцвет похмельного синдрома. Я только в молодости так напивался, и переносилось всё это значительно проще. Сейчас я даже Лолотте не был бы рад – а тут всего лишь Марина.
– Можно мне приехать сегодня?
– К четырём, – просипел я.
Вчерашнее пьянство выплеснулось далеко заполночь. Олег решительно не хотел со мной расставаться, и я помню, что мы с ним шли по улице, качаясь, как матросы. Помню даже какую-то девушку, с которой мы спьяну пытались познакомиться, поскольку Анна, Рада и Ольга Викторовна давно исчезли. Девушка была в белых брюках, сквозь ткань просвечивали цветастые трусы – видимо, других чистых не нашлось, предположил хирург. Потом девушка куда-то исчезла, и я рассказывал Олегу про Модильяни, и даже, к стыду своему, кажется, цитировал Кокто, силясь произнести: «Его рисунок – это беззвучный разговор». Потом Олег куда-то исчез, а я оказался в мастерской Геннадия, и он вроде бы дал мне приглашение на свою выставку, и мы с ним снова пили. После этого я очутился у себя дома (неизвестно, как – возможно, телепортировался). Уснул, но почти сразу же очнулся от головной боли, тошноты и громкого пения птиц: за окном рассветало, и небо выглядело так, будто его намазали йодом. День настал без всякого предупреждения.
Я выпил весь аспирин, какой нашёл, потом принял ледяной душ и всё-таки поехал на работу.
Там не было никого, кроме бодрого старичка-невролога – он шаловливо погрозил мне пальцем и хлопнул дверью в свой кабинет, как будто ударил меня ею по голове.
Кроме Марины на сегодня было записано четверо пациентов – трое пришли в первый, и боюсь, в последний раз, а вот четвёртая женщина посещала меня уже несколько лет. Это драматическая история – пациентка так сильно волновалась за подросшую дочь, что ездила за ней по пятам, и однажды, когда та задержалась по дороге из музыкальной школы, случайно сбила её собственной машиной. Девочка выжила, но на мать всё это подействовало катастрофически. К повышенной тревожности добавилось ещё и чувство вины – в общем, работы нам с ней хватало.
Из коридора доносились шаги коллег – я старался не прислушиваться, любой звук был му́кой.
Марина опоздала на двадцать минут, десять минут извинялась, а потом рассказывала о том, что снова пытается бросить курить. Напротив её офиса открылась студия йоги, и Марина видит в окно, как люди укрепляют своё здоровье, тогда как она крадёт у себя лучшие – да пусть даже и худшие! – годы жизни.