Затихли дневные события,
мятущийся схлынул народ.
За двадцать минут до закрытия
неспешно торговля идет.
В отделах пустынного зала,
среди этикеток цветных,
лишь несколько жен запоздалых
да юноша с пачкою книг.
Вот в это–то самое время,
в пальтишке осеннем своем,
замеченный сразу же всеми,
китаец вошел в «Гастроном».
Он встречен был нами привычно,
как словно до малости свой,
ну, скажем, наладчик фабричный,
а то лаборант заводской.
Как будто он рос не в Кантоне
и даже подальше того,
а здесь, в Москворецком районе,
в читалках и клубах его.
Как будто совсем не в Шанхае
он сызмальства самого жил,
а в наших мотался трамваях
и наши спецовки носил.
Как словно и в самом–то деле
он здесь с незапамятных дней…
Лишь губы у всех подобрели
и стали глаза веселей.
Лишь стали радушнее лица:
зачем объяснять — почему.
И вдруг невзначай продавщица
сама улыбнулась ему.
…Я шел и курил сигарету
и радостно думал о нем,
о маленьком празднике этом,
о митинге этом немом.
Великая суть деклараций
и лозунги русской земли
уже в повседневное братство,
в обычную жизнь перешли.
И то, что на красных знаменах
начертано — в их широту, —
есть в жизни моей обыденной,
в моем необычном быту.
Ничем особым не знаменит —
в домах косых и сутулых —
с утра, однако, вовсю шумит
окраинный переулок.
Его, как праздничным кумачом
и лозунгами плаката,
забили новеньким кирпичом,
засыпали силикатом.
Не хмурясь сумрачно, а смеясь,
прохожие, как подростки,
с азартом вешнюю топчут грязь,
смешанную с известкой.
Лишь изредка чистенький пешеход,
кошачьи зажмуря глазки,
бочком строительство обойдет
с расчетливою опаской.
Весь день, бездельникам вопреки,
врезаются в грунт лопаты,
гудят свирепо грузовики,
трудится экскаватор.
Конечно, это совсем не тот,
что где–нибудь на каналах
в отверстый зев полторы берет
и грузит на самосвалы.
Но этот тоже пыхтит не зря,
недаром живет на свете —
младший братишка богатыря,
известного всей планете.
Вздымая над этажом этаж,
подъемные ставя краны,
торопится переулок наш
за пятилетним планом.
Он так спешит навстречу весне,
как будто в кремлевском зале
с большими стройками наравне
судьбу его обсуждали.
Он так старается дотемна,
с такою стучит охотой,
как будто огромная вся страна
следит за его работой.
Мне нынче вспомнились невольно,
сквозь времени далекий гул,
те дни, когда у входа в Смольный
стоял китайский караул.
Как это важно, что вначале,
морозной питерской зимой,
сыны Китая охраняли
штаб Революции самой.
Что у твоих высот, Россия
в дни голода и торжества
стояли эти часовые —
краснокитайская братва.
И Ленин, по утрам шагая
в тот дом, что центром века был,