Выходило, что осенний стенной пожар — дело рук Ванчарая. Никто, кроме него, в тот день не был в пади Буйной. Но тогда никому и в голову не приходило заподозрить Ванчарая. Как можно было подозревать, когда Ванчарай чуть, ли ее подвиг совершил, вытащив из огня Алтан-Цэцэг.
«Черная смерть» на Черной речке — с чего она началась? Предполагали: от больного тарбагана. Но один аз санитаров обратил внимание на блестящую конфетную обертку, валявшуюся недалеко от юрты. Как могла оказаться в айле старого Чултэма конфетка не монгольского и не советского производства? А не в той ли конфетке была принесена «черная смерть?»
Алтан-Цэцэг, слушая товарищей, вспомнила о дорожной встрече с Ванчараем, когда он со злорадством закричал: «И не пора ли нам подумать, куда деваться будем, в какую сторону бежать!» Тот бешеный крик сейчас звоном отдался в ушах Алтан-Цэцэг. Прихвостнем японским тогда назвала она Ванчарая. А он, оказывается, прихвостнем и был, если не хуже.
В кабинет вошел цирик-пограничник и передал Лодою записку. Лодой прочитал ее, и мрачная тень скользнула по его лицу. Поднялся хмурый и спокойный:
— Начальник пограничной заставы сообщает: сегодня ночью на стыке Восточного и Восточно-Гобийского аймаков при попытке перейти государственную границу пограничниками убит Ванчарай-старший, начальник аймачного управления сельского хозяйства.
Сообщение оглушило всех.
Лодой метнул острый, колючий взгляд на сидящих, остановил его на Жамбале, своем друге. Жамбал последнюю неделю хворал, его трясла лихорадка. Сегодня, еще не выздоровевший, желтый от болезни и переживаний, он пришел на это срочное заседание.
— Некоторые товарищи склонны считать, что нет плохих людей, а есть, которые ошибаются…
Годы и болезни на лице каждого человека бороздки печали прокладывают, горе — добавляет их. Лицо Жамбала, болезненное и сморщенное, было похоже на пересохший овечий бурдюк. Он втянул голову в плечи, наклонился, будто готовясь к удару. Но удара не последовало.
— Эти товарищи правы, когда имеют в виду наших людей…
Слово «наших» Лодой сказал с нажимом.
— Не будем сейчас бить себя кулаками в грудь и обвинять в беспечности, в ротозействе, в потере революционной бдительности. Никому не нужны наши запоздалые признания. Но не будем и хныкать… Однако урок, преподнесенный нам, запомним…
Лодой посмотрел на карту Советского Союза, висевшую на стене, на флажки, стрелами уходящие на запад. И правленцы посмотрели на карту, на флажки. Ждали, что секретарь аймачного партийного комитета начнет упрекать всех в том, что Советская Армия разгромила немцев под Ленинградом, бьет их в Корсунь-Шевченковском котле, а они не могут оказать наступающим фронтам помощи: не уберегли строевой табун скакунов.