На двадцатый день белые повторили штурм. Он был не легче первого. Но осажденным помогли вражеские пушкари. Видимо, не имея опыта горной стрельбы, они накрыли огнем свои наступающие цепи — снаряды пошли с большим перелетом. Попытались исправить ошибку — снова саданули по своим. Атака захлебнулась.
Через неделю еще один штурм, третий. Но осажденные снова выстояли. Не помогла наступающим к хитрость. Стадо яков, которое они погнали вперед, оказалось ненадежным прикрытием. С диким ревом оно разбежалось после первых же залпов. Бойцы предприняли неожиданную конную контратаку и рассеяли белых по котловине. В этой контратаке был тяжело ранен Сергей Соколенок — он возглавлял конников.
Уже почти месяц продолжалась осада Сарагул-гуна. Изо дня в день таяли силы осажденного отряда. На исходе было продовольствие — отряд пришлось перевести на голодный паек. Кончались патроны. Не было медикаментов. Ко всему этому мучили ранние заморозки — они застали в летней одежде, и мучила безвестность: удалось ли кому-нибудь из посланцев, отправляемых по ночам, пробиться через вражеские заслоны и добраться до Щетинкина или Максаржава с донесением о бедственном положении отряда.
К Сергею Соколенку, лежащему в келье на охапке сена, часто забегал Широких-Полянский. Почерневший и исхудавший, он опускался на пол и, закрыв глаза, несколько минут молчал. Потом тихо, простуженно говорил:
— Попытаемся подготовить прорыв.
— А удастся?
— Другого выхода нет… Силой не взяли, так измором попытаются взять… Голодного пайка остается на десяток дней.
— О наших что-нибудь слышно?
— В том-то и дело, что ничего.
Вскакивал и прежде, чем уйти, говорил Соколенку:
— А ты держись, друг!
— Вы держитесь…
…На сорок второй день, ранним рассветным утром на северном сопке после короткой перестрелки появился отряд конников с красным знаменем. На помощь осажденным пришел 185-й полк Красной Армии и эскадрон 59-го кавалерийского полка Народно-революционной армии. Белогвардейцы, спешно снимаясь с обжитых позиций, побежали.
Бойцы осажденного отряда кидали вверх шапки, обнимались и плакали от радости — дождались!
Только Сергей Соколенок не дождался. Накануне он умер.
…Иван Лядов привез и передал Анфисе Михайловне горсть монгольской земли, взятой им с братской могилы в Сарагул-гуне.
Партизанский сын рос в деревеньке под Минусинском. Минуса — край теплый, хлебный и благодатный. Здешние крестьяне, не зная засух, с жирных черноземов собирали отменные урожаи пшеницы и ржи, садоводы не сидели без фруктов, арбузы в деревнях не были привозным лакомством. Но партизанская вдова и ее сын перебивались с хлеба на воду, с воды на хлеб. И только колхоз, в который Анфиса Михайловна вступила сразу же, как только он начал создаваться, принес облегченье. Да и Максим подрос к этому времени. В доме появился мужик, который в свои двенадцать-тринадцать лет умел исправно делать крестьянскую работу: пахать землю и косить сено, рубить дрова и вязать снопы, запрягать коней и городить дворы, чистить стайки и пасти коров, складывать в возы солому и носить мешки с зерном.