— A-а понимаю, — улыбнулся он.
— Что вы понимаете? — рассердилась Алтан-Цэцэг.
— Не сердитесь, красивая девушка, — ответил дежурный и с сожалением вздохнул. — Наказание получил ваш Лувсан. Отстранен пока от полетов. За некоторые художества в небе… Понятно?
Поздним вечером был разговор с отцом. За чаем Лодой как бы невзначай заметил:
— Если Максимка… То не беспокойся, мы его воспитаем.
Нелегко Лодою говорить об этом с дочерью, но он должен был сказать то, что думал.
— А я вот однолюб…
Алтан-Цэцэг подняла глаза и вдруг увидела то, чего не замечала раньше: отец стареет. На его лице резче обозначились морщинки, в глазах появилась усталость, на щеках и подбородке топорщилась редкая щетина.
— Папа, тебе побриться надо, — сказала она. Слова ее прозвучали грубо.
Это было настолько неожиданно, что ни Алтан-Цэцэг, ни Лодой не могли сразу сообразить, что происходит. Воскресным днем из «Гадута» вдруг приехали гости. Ну, гости как гости. Хозяев смутило лишь одно: ни родные — отец или мать, ни тем более тети и дяди Лувсана никогда нё заходили в дом к Лодою и не водили с ним какого-либо знакомства. Правда, двери лодоевской квартиры никогда и ни от кого не запирались: мало ли кому и в какое время мог потребоваться секретарь аймачного партийного комитета.
Но этим гостям — дяде и тете Лувсана — Лодой нужен был совсем не по партийным или государственным делам. Они, празднично-торжественные, нарядные, словно приехавшие на праздник Надом, не торопились говорить о цели своего приезда. Спрашивать же их об этом было бы неприлично.
Алтан-Цэцэг пригласила гостей к столу, подала им конфеты и чай. Гости не отказались, присели к столу. Неторопливо прихлебывая чай из пиал, спрашивали о погоде, о здоровье, о ценах на товары.
После чая гости тоже не собирались уходить. Курили трубки, продолжали толковать о том, о сем. И приглядывались к Алтан-Цэцэг.
Долг гостеприимства теперь требовал от хозяев ставить на стол чуру — любимое национальное блюдо, вареное мясо, подавать вино и кумыс. Вина и кумыса в доме не было, и Лодой, сходив в магазин, принес две бутылки цаган-архи.
Гостям это понравилось. Дядя Лувсана, Жигжит, чтобы не оставаться в долгу, полез в один из привезенных мешков и вытащил оттуда две бутылки водки и одну кумыса, однако на стол их ставить воздержался. Просто этим жестом дал понять, что приехали они не пустые разговоры разговаривать.
«Да это ж сваты!» — вдруг догадался Лодой и так поглядел на дочь, что она тоже поняла. У нее сразу покраснела шея, вспыхнуло и загорелось лицо. Смутившись, Алтан-Цэцэг вышла в другую комнату.