— Если Алтан-Цэцэг, — улыбаясь договаривает Хучир — первый урожай сняла в количестве…
Все негромко и не обидно смеются. Смеется и Алтан-Цэцэг.
— Непременно сад!
— Но специалиста-садовода нет?
— Будет сад — будет и специалист.
— Хучир красным карандашом отчеркивает на карте неширокую полосу по берегу реки и всех обводит вопрошающим взглядом. Возражений нет.
— Вот здесь и заложим наш сад. От яблоньки Алтан-Цэцэг.
Но сад садом, только они, романтики и мечтатели, понимали: страна ждет от них прежде всего ответа на главный вопрос — возможно ли на Халхин-Голе в широких размерах земледелие, а если возможно, то какие культуры в здешних условиях наиболее целесообразны и наиболее урожайны?
Так начиналась весна тысяча девятьсот шестидесятого года. Для маленького коллектива научной станции, весна тревог и радостей, раздумий и надежд.
В первых числах апреля, через месяц после приезда первых научных сотрудников, пришли тракторы советских марок — «Беларусь» и «Алтаец». Их привезли опытные механизаторы, — подготовленные в госхозах. Потом пришла колонна машин, груженных семенами, сеялками, плугами, культиваторами, боронами. Приехали двое советских специалистов — агроном и инженер-механик.
Во второй половине апреля начали пахоту. День был солнечный и теплый. На поле выехали всем коллективом. Приехала делегация из «Дружбы». В нее вошли старые скотоводы. Многие из них никогда в жизни не видели, как пашется земля. Прискакали люди с близких и далеких чабанских стоянок — посмотреть на работу железных быков.
Трактористы, принарядившиеся ради этого торжественного дня в яркие национальные костюмы, доложили директору станции о готовности машин. Хучир поглядел на часы, может просто по привычке, а может, для того, чтобы запомнить и этот праздничный час, и эти минуты, — пожал механизаторам руки и, волнуясь, не сказал, а выдохнул лишь одно слово:
— Трогаем!
Взревели тракторные мотору. Плужные лемеха легко врезались в землю. Старики из «Дружбы» заволновались: на лицах одних появились растерянные улыбки, другие, опасливо озираясь, стали отодвигаться, отходить подальше от «железных быков» и от упругих пластов взорванной плугами вековечной целины. Стариков можно было понять. На их глазах жизнь рушила один из главных буддистских догматов — грешно трудом своим осквернять землю, наносить ей глубокие раны.
Через три месяца старики эти снова приедут сюда и в величайшем изумлении будут смотреть, как под степным ветром колышутся, катятся волнами золотые колосья пшеницы. И вот тогда-то они потребуют от своего председателя, чтобы он немедленно ехал в Улан-Батор и просил у правительства «железных быков», чтобы пахать и их артельную землю.