Тайджа Цамба ужинал. С маленького статика он брал жирные куски баранины и, ловко орудуя острым с серебряной отделкой ножом, отправлял их в рот, запивая кумысом. Руки и лицо тайджи лоснились от бараньего жира.
Эрдэнэ подали пиалу с кумысом. Он принял ее дрожащими руками.
— Какие вести привез, пастух?
— Худые, хозяин. Сын умер, жена умирает.
— Но я им белой травы отправлял. Чего же они не лечились?
— Не травы нм надо было, а мяса и хлеба… Весь айл умер.
— Нынче у всех беда, — вздохнул Цамба.
— Дай, хозяин, одну меру ячменной муки и одного барана. Отработаю.
— Тебе дай, другому дай, а сам ложись и подыхай?
— У вас табуны коней и отары овец…
— А сколько вы погубили? Вот ты — сколько?
— Снегопады, гололед… Дзут!
— Ха, батраки совсем обленились. Семь десятков и три овцы — это только ты потерял… Проглядел.
— Дзут унес.
— Хочу спросить: когда отработаешь за эти семь десятков и три овцы?
— Хозяин…
По черным, иссеченным ветрами щекам батрака Эрдэнэ покатились слезы. Неприлично мужчине показывать свою боль, слезы — это мужской позор. Но Эрдэнэ не мог сдержаться. Боль, обида и бессилие — все выливалось в этих слезах.
— Не позорь, пастух, свой род! — Цамба начал яриться. В его маленьких бегающих глазах, спрятанных за жирными складками, загорались бешеные огоньки. — Семью свою надо было в кочевье брать. А здесь никто не обязан…
Эрдэнэ тяжело поднялся и, не говоря больше ни слова, вышел из юрты. Услышал ругань, которую Цамба посылал ему вслед.
— Рвань, нищета, голь перекатная! Вместо того, чтобы работать, едут за милостыней. Попрошайки!
Эрдэнэ поднял крепко сжатые кулаки к небу и погрозил в сторону юрты богача.
А на Керулене, куда Эрдэнэ вернулся за полночь, его ждала новая беда: умерла жена. Остаток ночи и весь следующий день Эрдэнэ просидел в юрте. А ночью, перед рассветом, запряг лошадь в арбу, положил на нее трупы жены и сына, отвез их в Долину смерти и до восхода солнца — по обычаю — захоронил.
Ночь скрыла и Смерть и похороны. А взошедшее солнце в степи не заметило никаких перемен.
Весело и густо над юртой пляшет кудрявый дым. Ветер рвет его в клочья, кидает в степь. В юрте, у живого очага, сидит Эрдэнэ и ест жирное мясо. Вдруг послышался цокот копыт. Эрдэнэ поднялся и пошел к двери, чтобы встретить всадника. Таков закон степи: кто бы ни был человек, конный или пеший, сосед ли, усталый ли путник издалека — встреть его как гостя, приюти, обогрей, накорми.
Поглядел Эрдэнэ на скачущего всадника и поежился: такого «гостя» он бы не хотел видеть в этот час. К нему скакал тайджа Цамба.
Богач круто осадил жеребца у дверей юрты, злобным взглядом смерил Эрдэнэ, поглядел на свежую баранью шкуру, что лежала на арбе, выругался.