Пока Валсидал собирал глаза в кучу и пытался подобрать подходящие слова, чтобы объяснить окружающим, как они не правы, в доступной форме, но желательно без матерных выражений, Дорофей дал Лютому отмашку, и тот рванул изо всех волчьих сил так, что веревка опасно затрещала.
– Лопнет, – тихо простонал кот, которому очень не хотелось снова лезть в печь, чтобы новую веревку к вампиру прилаживать, – ей-богу, лопнет ведь.
– Ничего, – утешала любимца Лика, рассеянно почесывая его за ухом. – Небось не лопнет. Вампир-то легкий. Не откормился еще.
В печи загрохотало, зашуршало, заухало, словно внутрь провалилось разом несколько мышиных гнезд, а следом залез филин. Печь начала извергать из себя золу, сажу, остатки угля и даже одну металлическую скобу, которая вообще непонятно как там оказалась. Зола вперемешку с сажей черной тучей наполнила комнату, и стало так темно, что разглядеть собственную вытянутую вперед руку было невозможно.
Внезапно очнувшийся от болезненного забытья жрец обозрел наполненную черной пылью комнату, тяжко закашлялся.
– Вот и пришел мой смертный час, – прохрипел он, невероятным усилием приподнимаясь на лавке и вперив замутненный лихорадкой взор куда-то в сторону окна, а затем простер руку вперед, будто намеревался пощупать нечто, невидимое окружающим. – Вижу мрак, вокруг меня сгущающийся…
– Как ни странно, мы тоже его видим, – отчаянно чихнул Дорофей, потирая слезящиеся глаза лапами. – Но помирать нам рановато, у нас еще дел по самое горлышко. Хотя домового я бы точно придушил за такие идеи.
– Да ладно тебе, Дорофей Тимофеевич, – попыталась пролить масло на волны гнева кота Светлолика, но эффект был смазан, так как глаза девушки сильно слезились, а от нестерпимого свербежа в носу она каждые несколько секунд чихала. – Он же не специально.
Гонорий закатил глаза и бессильно обмяк на своем ложе. Любое усилие с трудом давалось тяжелобольному старику.
– Еще бы специально, – ехидно заметил кот, топорща шерсть. Домовой ему никогда не нравился. Слишком уж расторопен, усерден и все время ведьме услужить норовит. Дорофея это откровенно раздражало.
Светлолика открыла было рот, чтобы вступиться за Евстаха, но молвить слова не успела. Из печки, прямо из самого окна шестка, куда обычно полагается ухватом ставить горшок с кашей, полилась черная пенистая вода. Следом то ли с залихватским уханьем, то ли с воплями ужаса вперед ногами вылетел Валсидал и усвистал в окно, только его и видели.
– Куда?! А как же кровь для исцеления? – едва успела крикнуть Светлолика, провожая неудавшегося донора потрясенным взглядом серых глаз.