– Карл, – сказал он. – Ты выкупаешь девочек. – Его слова были холоднее ледяной земли, на которой мы стояли.
Каждый, кто не был немецким солдатом, почувствовал, что что-то было не так. Алоиза дрожала от холода, Элизабет всхлипывала, безнадежно уповая на то, что ее самые большие опасения не осуществятся, а Авель бормотал молитву. Я просто плакал, отчасти из-за жалости к тому, что должно было произойти, и частично из-за чувства вины, что из всех маленьких домов в Виндхаг-Фрайштадте я выбрал и постучал в дверь Рихтеров.
Было очевидно, что Карл не был добровольным участником. Он еле переступал, когда медленно подошел к Алоизе и импровизированной ванне. Он дрожал, когда положил руку на ее плечо. Затем он отвел глаза и толкнул девочку под воду. Элизабет, Авель и Арла вскрикнули. Ближайший ко мне охранник сунул мне в лицо пистолет и предупредил, что если я пошевелюсь, то он с удовольствием нажмет на курок. Я подумал, что если бы у меня была хоть какая-то возможность изменить судьбу ребенка, я бы с радостью бросился вперед. Может быть, я струсил, но единственной разумной вещью я посчитал свою собственную безмолвную молитву за ребенка. Дрожь Карла перешла в судороги плача. Через пятнадцать секунд он весь облевался и отпустил бившегося изо всех сил ребенка. Задыхаясь, девочка выскочила из воды.
Оскар, конечно, был в ярости. Он матом выругался на Карла за его слабость, затем уверенно подошел к бочке, продолжая ругать сына. Стоя в середине рвоты Карла, он схватил Алоизу за волосы и сунул ее обратно под воду. Он держал руку под водой до тех пор, пока девочка не перестала сопротивляться. Затем они подтащили к бочке Арлу и сделали с ней то же самое.
Голос дедушки Брайта дрожал. Меня затошнило от отвращения к тому, что он увидел тогда. Он глубоко втянул воздух через нос, стараясь успокоиться. Я лежал совершенно неподвижно, ожидая услышать продолжение. Шмыгнув носом, безусловно, из-за слез, дедушка быстро продолжил повествование:
– Большинство солдат усмехнулись, когда на поверхность поднялись последние пузырьки. Карл и я просто смотрели, находясь в ужасе. К тому времени Авель и Элизабет были само горе. Они бросились на землю, умоляя расстрелять их, чтобы они могли скорее присоединиться к детям.
Оскар сказал им, что им придется подождать, прежде чем они отправятся в ад. В течение следующего часа нас обрили наголо и распределили по баракам. Элизабет отправилась к небольшому контингенту женщин. Авеля поместили вместе с группой евреев австрийского происхождения, а я был приписан к группе, которая состояла из военнопленных и политических диссидентов из разных стран. В основном здесь были испанцы, венгры, французы и чехи, но были также несколько русских, поляков и голландцев и еще два американца. Охранник указал мне на крошечные нары внизу, которые уже были заняты двумя испанцами. Один из них был совершенно изможденный. Я спросил его, как трое взрослых мужчин могут поместиться на такой небольшой койке. Он сказал, чтобы мы разбирались сами, но мне не стоит слишком много беспокоиться об этом потому, что один из них, а может быть, оба, в любом случае скоро умрут. Мужчины не сказали ни слова. Они только чуть подвинулись, чтобы освободить мне немного места.