– Когда? – повторила она.
Разговаривая, я взглянул на Анну.
– Я, честно говоря, не знаю.
– Может, когда я прибуду повидаться с мамой?
– По-моему, хорошая идея.
– Я скучаю по ней, папа. Я хочу ее видеть.
– Знаю, тыковка. И ты увидишь… через какое-то время.
– Но я хочу видеть ее сейчас.
– Хоуп, извини, – быстро сказал я. – Мне надо идти. Поговорим завтра.
Я отключился. Каким надо быть родителем, чтобы намеренно прекратить разговор со своим ребенком, спросил я сам себя. И с каждым днем ответ становился для меня все очевиднее – который не должен быть родителем.
Я прошел к свободной кровати за занавеской и попытался наплакаться так, чтобы уснуть, но единственное, что из этого вышло, – мокрая подушка. Через три часа, в одиннадцать тридцать, я все еще не спал. Я встал и подошел к кровати Анны. Стоя рядом с ней в темноте, я взял ее за руку и нежно погладил.
– Почему ты не хочешь проснуться? – спросил я. – И не говори, потому что ты на самом деле не спишь. Я уже столько раз слышал это от врачей. Мне все равно, где ты сейчас и что делаешь, я просто хочу, чтобы ты была здесь. Я пытался не падать духом, но я не могу. У меня не получается это!
Мое страдание вновь было прервано телефонным звонком. Когда я увидел номер вызывающего абонента, я не сразу ответил. Хоуп должна была уже спать, а разговаривать с шурином у меня не было никакого настроения.
После пятого звонка я ответил.
– Алло?
– Итан, это Стюарт.
Как только я услышал его голос, у меня в голове начали раздаваться сигналы тревоги. Он был в панике, а не просто в состоянии обычного для себя бытового испуга.
– Что случилось?
– Итан, тебе необходимо приехать сюда. Прямо сейчас.
– Почему? Что происходит?
Есть несколько слов и фраз из моей жизни, которые я никогда не забуду. Например, такие как: «Я сожгла курицу!» или «У нас близнецы!». И кто мог бы забыть «Иногда такое просто случается» и «Мне жаль, господин Брайт, Фейт не справилась». Каждая из этих фраз намертво запечатлелась в моей памяти. Но ни одно сочетание слов я не буду помнить более точно, чем то, которое «богатый» произнес в последние минуты уходящего двадцать девятого дня: «Хоуп пропала».
Может быть, это только для меня, потому что я так много раз испытывал это, но клянусь, ничего так не помогает вытащить голову из самой распоследней беды, как еще одно настоящее несчастье. Как только Стю сказал: «Хоуп пропала», у меня внутри словно кто-то щелкнул выключателем. Отныне я перестал быть небритой и вялой жертвой обстоятельств, которая хандрит и валяется в беспомощном ожидании смерти жены, чтобы вбить последний гвоздь в гроб своей жизни. Согласен, может быть, я все еще был небрит, но я определенно не был зомби, и это было отличное начало. Я был живой, в полной мере в тот момент. Я был отцом, единственной заботой которого было благополучие его дочери. Я снова стал самим собой.