— Бестолковый ты, — сказала и по вихрам рыжим погладила. Он только глаза закрыл да усмехнулся кривовато. А может, не усмехался, муху гонял, каковая к нему любовью воспылала, не иначе.
Признаюсь, так и придремали.
Я так точно.
— Ты поглянь, Люциана, спят… — голосок Марьяны Ивановны раздался над самой головой, и я подскочила, едва Еську на пол не скинувши. — И такие… мирные…
— Спящий студиозус для окружающих безопасен.
Люциана Береславовна была… прежнею.
Высока.
Статна.
Холодна, что сама Морана в зимнем обличье своем. И простое платье нисколько не умаляло сталой ее красоты. А небось, в прежние-то времена боярыня была чудо до чего хороша.
— Что скажете в свое оправдание? — поинтересовалась Марьяна Ивановна и пальчиками щелкнула.
Тут-то Еську и отпустило.
Скрутился он.
Сполз с лавки и застонал.
— Чтоб я… когда-нибудь еще…
— Видишь, Люциана, мальчик раскаивается… глубоко раскаивается. Верно?
Еська поспешно закивал. Он стоял на четвереньках, а сил подняться не имел.
— Это мышечный спазм, Зослава, — Марьяна Ивановна на Еську глядела с умилением, будто бы не корчило его болью. — Обычное явление после длительного стазиса. Крайне неприятно, хотя в целом для организма безопасно. Мышцы размять надо. Справишься?
— Да.
Я Еську хотела поднять, но он замычал и головою качнул.
— Вот и хорошо… умница… а вы, молодой человек, в следующий раз за языком следите. А то ж этак ненароком и без него остаться можно… Зосенька, как ходить сможет, снеси его в общежитие. И с завтрашнего дня жду вас обоих. На конюшне молодой человек бывал, а вот среди целителей… тоже работы хватает.
Еська прикрыл глаза.
Верно, конюшня ему была роднее.
Еськины руки были что деревянные, такие — поди разомни. И больно ему было, но терпел, стиснувши зубы. Я ж болей не имела сил молчать.
— Что ты творишь? Она ж тебя со свету сживет…
— Всех… не сживет, — сквозь зубы простонал он. — Как-нибудь… подарю… цветы… бабы любят…
Я отвесила легкую затрещину.
Не хватало еще, чтоб он к Люциане с букетами сунулся, точно прикопает где-нибудь в садочке, а цветы егоные поверху высадит, могилку прикрываючи.
— Ты… давай… времени немного… у Марьяны пара одна… надо успеть, — он со стоном поднялся с четверенек на колени, вцепился в край лавки.
— Что успеть?
И тут я заподозрила неладное.
— Обыскать кабинет, — Еська поднялся и руки вытянул, сжал кулаки. Разжал. Пошевелил пальцами. — Монетку дай?
— А по шее тебе не дать?
Он же ж не всерьез! Он же ж не полезет в Марьянину кабинету! Там и дверь заперта, небось… и не только на ключ!
— По шее ты мне дашь, если захочешь, но позже. Сперва дело. Ох ты… на такое я не рассчитывал… но, надеюсь, и вправду скоро отойдет, — Еська крутанул головой, потянулся и так, что косточки затрещали. — Напомни потом как-нибудь, что нельзя злить магичек… а муху, между прочим, могла бы и прогнать.