Это прочим казалось, что ножи у него одинаковые.
Разные.
Как люди.
Первый номер тяжеловат. И рукоять его поистерлась, но в руку ложится, во всяком случае Евстину. Второй вот при броске вправо норовит уйти, на волос всего, однако, не зная этой его особенности, в цель не попадешь.
Третий…
— Нельзя, — Елисей упрямо мотнул головой и присел на корточки.
Уперся растопыренными пальцами в землю да так и застыл. Ни живой, ни мертвый. Глаза полуприкрыты. Голова опущена. Под тонкою рубахой обрисовывается горбатая спина. Этак и вправду перекинется.
…а четвертый, будто противореча братцу, влево уходит. У пятого на лезвии три зазубрины, и пусть Евстя пытался от них избавиться, выглаживал сталь точильным камнем, но зазубрины, что шрамы старые, вновь и вновь появлялись.
Может, и есть шрамы.
— Иди. Что тут со мной станется?
Евстя подошел к щиту.
И замер.
Чужой человек разглядывал его ножи. Пристально так разглядывал. С интересом. Этак люди на медведей глядели. И на самого Евстю раньше, до того, как имя ему подарили и другую жизнь… смотрели и прикидывали, сумеет ли тощий паренек побороть хозяина леса?
А если не сумеет, то сколько продержится?
Один звон?
Два?
И вовсе стоит ли золотишком рисковать в этакой предивной забаве?
— Не волнуйся, он нас не увидит, — человек поднял руку и за спиною Евстигнеевой поднялся щит. — И внимания не обратит, что ты ненадолго исчезнешь.
— Ножи не трогай, — Евстигней терпеть не мог, когда кто-то руку к его клинкам тянул.
И человек предупреждению внял.
Убрал.
Еще бы и сам убрался. Но он стоял за исщербленною стеною щита — точно развалится, если не с первого, то с шестого удара точно… шестой номер срывается с пальцев чуть раньше прочих, он всегда будто бы спешит. И воздух сечет с тонким гудением.
А у седьмого на пятке черная бусина.
Евстя умаялся, пока прикрепил. Зачем? И сам не знает, но клинку она по душе пришлась. Сразу дурить перестал, подчинился Евстиной руке.
— Ты так ничего и не вспомнил? — спросил человек.
Если подумать, щит — слабая преграда, такую разнесть — что дыхнуть… а он не боится. И верно, магией от него тянет, не огненной и не водяною, их дух Евсте хорошо знаком. И не ветра… ветер легкий, верткий, что восьмой номер, который всяк раз усмирять перед броском надобно. И за норов этот Евстя восьмой номер недолюбливал. Думал даже сменить, но… он же ж прижился промеж прочих. И как знать, как остальные к перемене отнесутся.
— Кто ты?
Под заклятьем маскирующим гость явился.
Вот и не понять, кто перед тобой… кто угодно.
— Друг.
В это Евстя не поверил. Случалось ему встречать таких от… друзей… один принес мяса… Евстя тогда есть хотел, и так, что живот сводило с голоду… а этот с куском мяса. Прям сочился жиром тот кусок. И жир этот на хлеба краюху падал.