Нимрод замолчал. Рудоу не знал, что сказать. Глупая ситуация, полковник перед ним душу изливает, а он не может и слова сочувствия или понимания из себя выдавить, хотя Нимроду его сочувствие на фиг не сдалось.
— Чувствую, сопьюсь я. Не могу я уже трезвым глазом на наш форт смотреть, сопьюсь. Точно сопьюсь.
— А что если нам завтра пресс-конференцию собрать? — неожиданно осенило Рудоу. — Позовем журналистов, они такие сенсации любят, покажим им наших пленников, расскажем им, все документы предъявим, отчет мозгоклюя, да видеосъемку с места крушения их корабля. Весьма убедительно.
— Откуда мы журналистов возьмем? — устало спросил Нимрод.
Видно его эта идея не вдохновила.
— У меня остались с довоенной жизни связи. Подключим, да они клюнут на такой жаренный материал. Это же сенсация.
— И кто его разрешит показывать? Его завернут в самый последний момент. Такие сенсации принято хранить в секрете. А нас с тобой переведут в касту лишенцев и отправят в Гнилую Лощину.
— У нас же демократия, свобода слова! — горячо воскликнул Рудоу.
— Ты бы потише кричал. И у стен уши есть, — сказал Нимрод.
Если бы он знал, насколько оказался прав, нашел бы тут же эти уши, да пустил бы на месте в распыл.
— Свобода слова чаще всего порождает за собой несвободу передвижения для в конец осмелевшего. Я думаю ты меня понимаешь. И не важно когда, но наглец за свою свободу слова поплатится. Рано или поздно.
Нимрод наполнил стаканы.
— Давай, Рудик, по последней. И ты запомни. Что эти пришельцы являются государственной тайной, хоть их и признали гореванами. И за нарушение этой тайны положено что? Вот то то и оно. Сиди тихо и не чирикай. Попусту. Да меня старика не слушай.
Нимрод выпил залпом водку.
— Я пойду спать. И тебе того же советую. Нам завтра рано выезжать.
Рудоу выпил свою порцию, поднялся и направился на выход.
— Посмотри направо. Что это? — спросил Дизель, толкнув Магистра локтем в бок.
Полчаса назад они сошли с железной змеи в городе Прелата (все называли это место именно так, словно у города не было своего имени) и теперь медленно брели по извилистым серым улочкам древнего поселения. О том что этот город очень древний говорил каждый камень, встреченный на пути, каждая травинка, пробившаяся сквозь брусчатку.
— Где? Ты о чем? — спросил Магистр.
Борис никак не мог избавиться от чувства тревоги. Ведь пока они тут прохлаждаются, да налаживают контакт с инопланетной расой, его дочь в плену у извергов. Егерь постарался и расписал в красках летиан и их подручных. Только вот Борису казалось, что доверять его словам на все сто процентов не стоит, нельзя верить в то, что говорят враги друг о друге. Большая часть их слов рождена в горячке взаимной ненависти. К тому же рассказы Егеря ужасали. Он не хотел даже мысль допустить, что его Танька сейчас испытывает на себе подобное внеземное «гостеприимство».