В Гридине в далекую довоенную пору я начинал свою трудовую самостоятельную жизнь учителем семилетки. Это было огромное село на три колхоза, с больницей, семилетней школой, клубом, избой-читальней, почтой. Три поместья когда-то стояло в нем, одно из них князей Волконских, с огромным садом, с липовыми и сосновыми аллеями, с тремя прудами, с тремя островами на прудах: жасминовый остров, сиреневые острова - белый да синие... Помню, у старой экономки, жившей напротив барского сада, хранились фотографии: двухэтажный дом с колоннами, кирпичные конюшни, серые в яблоках рысаки. И сам князь в резном кресле, при орденах, и борода, как покрывало, на груди... Да, все проходит. Ушло с ветром... Ни дома с колоннами, ни прудов, ни сирени, ни сада. Две голенастые заломанные сосны - и чистое поле.
И от села осталось не более четырех десятков домов. В одном из этих пятистенных домов, у Фрола Андриановича Муханова, я и проживал. Двое нас было, снимали горницу: "уцытель маленький" и "уцытель большой". "Уцытель маленький" был я. Мне в ту пору стукнуло всего семнадцать лет.
Останавливаюсь возле дома Мухановых; на высоком крыльце, на лавочках полно народу - все молодежь, дети и внуки-москвичи. Спрашиваю старуху, она стоит в дверях:
- Тетя Катя, не узнаете?
- Нет. Чей-то чужой, - отвечает уверенно.
- А ведь я жил у вас, в горнице.
- У нас учителя все жили. Много их было, всех не упомнишь.
- Так и не запомнили ни одного?
- Почему ж? Помним, знаем. Один учитель теперь кино делает.
- Вот он я и есть.
- Ба-атюшки мои! Как же я обозналась? Да у вас вроде бы не было бороды?
- Не было, - смеюсь, - замаскировался, чтоб не узнали.
- Где ж вас теперь узнать? Полжизни прошло.
В избе чисто, светло от белых кружевных покрывал, от тюлевых штор, от большого, во весь простенок, трюмо, от скатертей, от радужных половиков.
- Как живете?
- Хорошо живем. Ноне жить можно, слава тебе господи. Это не прежние времена.
Но вспоминают больше все прежние времена, на теперешних не больно задерживаются. Тут все ясно: деньги есть, хлеб есть, картошка, молоко. А чего нет - достанем. Там же было все куда сложнее. Фрол Андрианович маленький, сморщенный весь, как усохший, но говорит свежим тенорком:
- Теперь что, никаких волнений. А в тридцатом годе повеселились. В двадцать четыре часа провесть всеобщую коллективизацию! Вот задача. У Гришки Лобачева на дворе решили стойла сделать, ко мне плуга сносить. А тут верявские пришли, соседи. И давай стойла ломать. И плуга порастащили. Тут Столярова забрали, подрядчика, в Кузнецкстрой отправили. Сына у Малышева забрали. Малышев мельницу деревянную держал, возле Борцов была мельница. Ханакова забрали Семена, сына Андрея Андреевича. Петрушин, колесник, ободья гнул... Вот какая история была. Васю Афонина поставили председателем колхоза имени Крупской. Вступил я только в тридцать третьем году.