Бандит не мог меня видеть, но, каким-то шестым чувством ощутив опасность, вильнул в сторону, и дротик попал ему в ногу. Несмотря на это, снотворное подействовало быстро, и к Калебу подъехало, лежа на лошади, уже бессознательное тело.
– Еще бы чуть-чуть и…
– Но ведь все получилось.
– Финтифлюшка!
Победно хмыкнув, я начала спускаться с дерева. Когда зацепилась за последнюю ветку, до земли оставалось не меньше четырех метров, а под деревом стоял Калеб. Молча раскрыв мне объятия, он поманил рукой.
– Прям и не знаю, выдержишь ли?
– Это твой-то бараний вес?
– Ты первый мужчина, который так считает.
– Прыгай уже, пока я не помер от старости.
Я усмехнулась и отпустила руки, мгновение – и я в надежных мужских объятиях.
– Как я, справился?
Лицо Калеба было совсем рядом с моим, и у меня перехватило дыхание, захотелось наклониться и…
– Отлично. Поставь меня на землю.
Я сразу же оказалась стоящей на ногах. Родригес окинул меня внимательным взглядом и направился к лошадям.
– Ты знаешь, это просто прекрасно, что одна из твоих целей все же доехала до нас.
Я подозрительно покосилась на творца.
– У нас появилась лишняя лошадь, а значит, доберемся быстрее.
– Ты же не хочешь сказать… – начала я.
– Да. Забирайся. Я осмотрел Хьюстона, он сильно побит, но жить будет. Ему нужно поесть и в постель, хорошо бы оказать медицинскую помощь.
– А кто мне окажет помощь после этой лошади?
Закинув мужчину на седло так легко, словно он был подушкой, Калеб взлетел следом.
– Вера, вас в корпорации не учили ездить на лошадях?
Я вздохнула:
– Учили.
Следом за творцом взобравшись на конягу, добавила:
– Но мы не очень ладим с этими животными. По мне, так лучше обходиться передвижением в повозке.
– Я бы посадил тебя к себе, но Хьюстон без меня точно не доедет, – пробормотал Родригес, явно сдерживая смех.
Бросив на остряка раздраженный взгляд, я первая тронула свою лошадь, и она, нервно всхрапнув, поцокала вперед.
Калеб быстро меня нагнал, перегнал и, уже вырвавшись вперед, крикнул:
– Нам нужно ехать легким галопом, если хотим успеть до обратного переноса.
Сцепив зубы, я прибавила ходу, но всю оставшуюся дорогу молчала, не издавая ни звука ни мысленно, ни вслух. Я с трудом переносила езду, это состояние, когда тебя болтает и трясет в седле, когда нужно держать рот на замке, чтобы не отбить или не откусить себе что-нибудь, когда все тело наливается свинцом, а пятая точка немеет.
Завтра я почувствую на себе всю прелесть тряски на лошади, а сегодня я страдаю морально, бросив все свои силы на контроль над лошадью, чтобы эта скотина не сбросила меня по дороге.