— Ну, теперь понял? — завершил исторический экскурс Стрельцов.
— Понял! Только... только не совсем.
— Что тут понимать! Даже мы в отчётах в штаб партизанского движения на каждых двух убитых фрицев одну мёртвую душу закладывали. Усёк арифметику, майор?
— Так точно!
Наконец начальство заметило стоящего поодаль Германа, который ждал окончания разговора, опершись на снайперскую винтовку.
— Кто такой?! — не выдержал устремлённого на него взгляда полковник Стрельцов.
Герман слегка опешил:
— Капитан Потскоптенко!
— Герман, что ли? — в свою очередь удивился полковник. — А что с физиономией?
Снайпер, у которого нижнюю полусферу обзора закрывал распухший красный нос, в двух словах поведал о вулканическом прыще и попросил перевести его из снайперов в гранатомётчики:
— При десантировании нам бы АГС пригодился. А я в Фергане этот аппарат хорошо освоил.
— Подумаем, — согласился полковник. — А сейчас всем по машинам... приедем — отдыхать!
Распоряжение полковника было выполнено. Каскадовцы, постепенно оживая после воздушных баталий, побросав оружие и амуницию, расползлись по своим палаткам.
Спать не хотелось. Герман, заметив, что его сосед, капитан Конюшов, строчит что-то на бумаге, тоже вынул из «секретера» чистый лист. «Здравствуй, дорогая моя...» — вывел он первую строку, после чего стал жевать шариковую ручку в надежде, что эпистолярная муза не замедлит к нему спуститься. Увы, муза, судя по всему, взяла отгул. Герман, помучавшись с четверть часа, поинтересовался, о чём пишет его друг Репа.
— Да вот, хочу рассказать жене, как мы сегодня летали. Про обстрел хочу...
— Репа, так про это нельзя! Нам ещё в Фергане говорили: в письмах домой — только на бытовые темы.
— Ё-маё! Я про цензуру-то забыл!
— Ты ещё напиши, как ты чуть нас в бэтээре не порешил, — съехидничал Герман.
— А ты — про свой прыщ на носу!
К разговору подключился Володя Малышкин, которому прискучило читать Стивена Кинга. Отложив в сторону книгу, он, открывая свой антикварный портсигар, авторитетно заметил:
— Да не заморачивайтесь вы! Пишите, что хотите. Цензура у нас выборочная, все письма доходят. Но лучше домашних не пугать, а то попрутся за объяснениями на работу.
Герман решил описать палаточный городок и его окрестности. Однако в Самархеле он ещё не был. Поэтому, с лёгкой душой отложив в сторону ручку, Герман встал и решил восполнить этот пробел.
Стояла чудесная весенняя погода. Воздух бы насыщен ароматом цветов и эвкалиптов. Эти огромные деревья вперемежку с платанами росли повсюду. Он бесцельно обошёл спортивную площадку, понаблюдал за худосочным спортсменом, нарезавшим круги по беговой дорожке, подтянулся на турнике и, распахнув бушлат, отправился в глубь Самархеля. Довольно скоро он поравнялся с открытым бассейном. Воды в нём не было, зато прошлогодняя листва, устилавшая его дно, источала под лучами солнца пряный аромат. Побродив между одинаковыми уютными домиками гражданских специалистов, Герман поравнялся с капониром, в котором размещался танк и несколько 120-миллиметровых миномётов. На бруствере копошились загорелые солдаты в линялых гимнастёрках. Один, укрывшись от прохлады, загорал на старом кресле, подставив под весенние лучи свой бронзовый торс.