Это выступление грамотея нам всем очень понравилось. Матушка заслушалась и немного всплакнула. Тощан сказал, что про слово это все правильно, он сам парочку слов знает, матушка тут же велела ему молчать, а грамотей тоже замолчал, а потом сказал, что мышами он вот прямо сейчас займется.
Он вышел в сени и вернулся с толстым березовым поленом. Взял нож и распорол полено от верху до низу, ловким, несмотря на пальцы, движением сорвал бересту. Разложил ее на столе и сказал, что бумаги у него свободной нет, но это не хуже, а может, и лучше, во всяком случае, хранится береста гораздо дольше бумаги, хоть тысячу лет.
Мы собрались и стали смотреть на это дело, а грамотей сидел и молчал, только ногти грыз и морщился.
Так мы постояли некоторое время, но грамотей так ничего и не написал. А когда мы простояли еще немного, он рассердился и сказал, чтобы мы ему не мешали и не отвлекали от работы, ему нужно сосредоточиться.
Мы не стали отвлекать.
Ночью я просыпался. Грамотей все сидел над берестой, думал и карябал по коре писалом. Жег лучину.
Ночью в карманах моего тулупа мыши не безобразничали, за пальцы меня никто не кусал, и я спал спокойно, не сжимая руки в кулаки. Однако утром, едва открыв глаза, я обнаружил, что мыши водят хороводы под печкой, а несколько наиболее крупных особей беззастенчиво грызли бересту, которую грамотей забыл на столе.
Сам грамотей спал на лавке.
Слово грамотея утратило вес и перестало пугать даже мышей. Хвост был прав – грамотей стал совсем негодным.
К Хвосту вот зашел, посидели на крыльце, поиграли в шашки.
Мне вообще-то с ним неинтересно играть, я все время выигрывал и от такой игры никакого удовольствия не получал, только скуку. Я предлагал для интереса на щелбаны играть, но Хвост не соглашался, оберегая лоб. Выиграв в семнадцатый раз, я отставил доску и сказал, что надоело.
– Смотри, не опухни от ума, – буркнул Хвост обиженно. – А то еще в шахматы начнешь играть. Грамотей-то еще тебя в шахматы не приучал?
– Тебе-то что?
– Да ничего. Только я бы с ним поменьше дружил, – посоветовал Хвост негромко.
– Да я с ним и не дружу.
– Вот и правильно, – кивнул Хвост. – Совсем правильно.
Он принялся снова расставлять шашки, но уже не для шашек, а для щелчков.
– Папка говорит, что грамотеи сами во всем виноваты, – добавил Хвост.
– В чем?
– В чем в чем, во всем. Слишком много знали. Когда человек слишком много знает, у него в голове все ломается, и он начинает.
– Что начинает?
– Дурковать. Придумывать разное. Надо брюкву сажать, а он в дудку дудит или в трубу подзорную смотрит. Или просто сидит.