Карточки и последние сбережения Ада извела на то, чтобы создать в комнате домашний уют. На новые занавески денег не хватило, но ей удалось купить бумазейные простыни, подержанное ворсистое покрывало в тон и календарь за 1946 год с изображением собаки. Заведующая чайной подарила ей на новоселье цветущий бальзамин, до лета других цветов не предвиделось, зато в сезон Ада начнет покупать свежие. Удобно, когда рынок под боком.
— Где вы взяли деньги на все это? — поинтересовалась заведующая.
— Моя бабушка умерла, — ответила Ада, — и оставила мне золотое яичко.
Исключительно за наличные она умудрилась разжиться тарелками, чашками и столовыми приборами, заварочным чайником и сковородкой и смастерила коврик на стол, чтобы швейная машинка не царапала дерево. Вдобавок Ада обзавелась радиоприемником, подержанным, конечно. Эта устаревшая модель занимала всю поверхность шкафчика для продуктов, приходилось ждать минут пять, пока нагреются лампы, но по вечерам, когда Ада сидела одна, радио заменяло ей компанию. Порой она скучала по шумной спальне в общежитии, по Берилл, что неразборчиво бормотала во сне, а по утрам девушки ее этим дразнили; по Морин с аденоидами, спавшей через две кровати от Ады и храпевшей как паровоз. Впрочем, если ей становилось уж слишком одиноко, она всегда могла поболтать со Скарлетт из подвала.
Иногда она просыпалась среди ночи. Голоса снаружи. Женский голос. Громкий, сердитый. Фрау Вайс? Сердце уходило в пятки. Фрау Вайтер? Ада зарывалась лицом в подушку, искала рукой крестик, собираясь с силами. Монахиня. Встать. Рука запуталась в простыне. Крестик пропал. Ада ощупывала матрас. Она в кровати, не на полу. Она в своей комнате, в Лондоне. Ада прислушивалась. На каком языке они говорят? О чем? Слух обострялся. Вот Скарлетт что-то сказала. Потом мужской голос. Станислас. Это Станислас. Что он говорит? Спрашивает о ней? Ладно, ладно. Нет, это не он. Кто тогда? Он пришел или уходит?
Уходит. Скарлетт заканчивает работу в полночь. Опускает ставни. Закрыто.
— Как в магазине, — сказала она однажды Аде. — Но я поздняя птаха, так что забегай, если увидишь свет за ставнями. Попьем какао.
Каждую субботу глубоко за полночь они вдвоем, сбросив туфли на высоких каблуках, мазали лица кольдкремом, стирали макияж. Без косметики, в туфлях на плоской подошве Скарлетт выглядела неказисто. Обычная женщина, как все. И однако не серая мышь, но хамелеон: днем тусклая, как брусчатка, вечером яркая, как неон. Женщина способна вмиг измениться: надела новое платье, припудрилась, накрасила губы, нарумянила щеки — и ее не узнать. Мужчинам этого не дано. По-настоящему ее звали Джойс, но она именовала себя Скарлетт.