Я подошла к зеркалу — и почти сразу испытала разочарование.
В большом, занимавшем почти весь простенок между дверью и комодом, зеркале все еще отражалась я. Только в разношенной футболке и потертых джинсах. Но, вне всякого сомнения, именно я.
У Джей было совсем другое выражение лица и взгляд.
Похожие, как близнецы, мы все же оставались разными. И эту разницу нельзя было исправить дырами на джинсах или стянутыми в узел волосами. Она приходила изнутри.
Пару недель назад подобное открытие меня только порадовало. Но, чем больше я узнавала о Джей, тем больше сомневалась в своем превосходстве.
Джей была неуправляемой и, вероятно, грубой. Джей курила и без всяких колебаний ввязывалась в опасные авантюры. Джей любила девушку — и это было противоестественно.
Но Джей никогда и никого не бросала в беде. Вард говорил, что она могла сорваться с места и приехать на ночь в другой город, чтобы поддержать попавшего в беду приятеля, с которым она виделась всего несколько раз.
Джей бесстрашно участвовала в акциях протеста, где людей били дубинками по головам или травили газом. Я могла считать все эти марши и протесты полной ерундой, но не могла не спрашивать себя — рискнула бы я поступать, как Джей, если бы верила в их справедливость?..
А еще Джей посвящала своей девушке стихи. Я стихов не писала вовсе. Впрочем, даже если бы писала, у меня бы точно никогда не получилось так, как у нее.
Когда я надевала старые разношенные джинсы, мне еще казалось, что можно собрать все лучшее от Джей и от меня — и удовлетвориться таким результатом. Но, стоя перед высоким зеркалом в дурацкой вытянувшейся футболке, я внезапно поняла, что «взять» что–то от Джей нельзя. Ей можно только быть.
Джей могла нравиться или не нравиться — но она, в отличие от меня, была невероятно цельным человеком.
Дома наверняка заметили, что со мной происходит что–то странное. От меня часто пахло табаком, и одевалась я теперь подчеркнуто небрежно. А еще я пару раз не ночевала дома, сообщая, что останусь у друзей. Но мать с отцом ни о чем не расспрашивали. Сейчас я думаю, что они просто–напросто боялись услышать то, что я могла бы им сказать. Ну, а тогда я удивлялась, что они молчат, старательно изображая, что ничего необычного не происходит. Это мои–то родители, которые еще недавно звонили мне с вопросами, где я и с кем, стоило мне на полчаса где–нибудь задержаться по дороге из колледжа! С Вардом я встречалась каждую неделю. Так закончился январь, потом февраль… со временем Вард познакомил меня со своим бойфрендом, Криппом. А где–то в середине марта мои новые — точнее, очень старые — друзья решили рассказать мне про «отформатированных». Это наконец–то объяснило мне, почему Вард держался так холодно и настороженно во время нашей первой встречи.