— Из домоуправления, — сказал приглашенный в качестве понятого дворник, — Архипов.
Дверь распахнулась. На пороге стояла миловидная блондинка в шелковом халате, по которому летали серебряные драконы. Она была хорошенькая, молоденькая, теплая со сна.
— Ой! — вскрикнула она. — К кому вы? К кому?
— К вам, — сказал Трефилов, по-хозяйски входя в квартиру. — Хозяин-то где?
— Нет его. Нет. На базу уехал.
— А врать старшим нехорошо.
Трефилов и Данилов вошли в спальню. На широкой старинной работы кровати, отделанной бронзой, кто-то лежал, укрывшись с головой одеялом. Трефилов сдернул его, и Данилов увидел маленького лысого человека в яркой атласной пижаме.
— Что же это вы, Суморов, к вам гости пришли, а вы в пижаме?
— Я сейчас, я сейчас...
Никитин пересек комнату, он привычно проверил под подушкой, потом взял висящую одежду, похлопал.
— У меня лично нет оружия, не имею.
— Береженого бог бережет, не береженого конвой стережет, — мрачно сострил Никитин.
— У меня постановление прокурора на производство обыска в вашей квартире и во всех подсобных помещениях. Согласны ли вы выдать добровольно незаконно полученные продукты?
Суморов уже переоделся в полувоенный костюм, первая растерянность прошла, и он оценивающе разглядывал офицеров милиции, мучительно высчитывая, что для него выгоднее.
— Запишите добровольную выдачу.
— Битый, видать, сидел, — прокомментировал Никитин.
— Было, начальник, так как?
— Запишем, — твердо сказал Трефилов.
Никогда еще Данилов не видел в доме столько продуктов сразу. Десять ящиков шоколада, три — водки и шесть — портвейна, десять ящиков консервов, пять ящиков зеленого горошка, семьдесят буханок хлеба. Ванна была полна подсолнечным маслом, шкаф завален рафинадом.
Понятые, сжав зубы, смотрели на немыслимое богатство.
— Этими харчами, — сказал Трефилов, — неделю детский сад кормить можно.
Ленинградские оперативники старались не смотреть на продукты. И Данилов, вспоминая вчерашний разговор, думал о том, как тяжело было им, голодным, истощенным, изымать у этой сволочи продукты. Видеть, трогать и не взять ничего. В общем-то, какая разница — бриллианты, золото, деньги, продукты, для них они теряли свою первоначальную ценность, превращаясь в безликие предметы изъятия.
Один из оперативников побледнел. Под глазами резко обозначились синие круги, он, шатаясь, вышел в коридор.
— Ребята, — спросил Трефилов, — хлеб есть у кого-нибудь?
— Что такое? — забеспокоился Данилов.
— Голодный обморок.
Никитин выскочил в коридор, где на стуле, беспомощно опустив руки, сидел оперативник, вынул из кармана шинели сухарь и кусок сахара, сунул ему.