Но мне нужно было обождать. Я хотел совершить спуск ночью, черной пушинкой опуститься на континент Великолепия, в точке, удаленной не более трехсот и не менее ста миль от цели моего назначения. Я влез в лямки моего рюкзака, закурил и направился к отсеку дрифтера. Загерметизировав его изнутри, я занял место на борту аппарата. Надвинув полусферу, я закрепил соединения, чувствуя, как легкий ветерок шевелит волосы и под ногами прокатывается приятная волна тепла. Потом нажал кнопку, поднимавшую створку люка. Открылся выход, и я увидел под собой полумесяц планеты. «Модель-Т» должна была запустить дрифтер в соответствующий момент. В мою задачу входило управление скольжением дрифтера, как только он войдет в атмосферу. Сама машина вместе со мной будет весить всего несколько фунтов — благодаря антигравам, встроенным в корпус. У дрифтера имелись рули высоты, элероны, стабилизаторы, а также паруса и парашюты. Но он меньше похож на лайнер, чем можно подумать, услышав его описание. Скорее, это парусник для плавания в трехмерном воздушном океане. Я ждал, сидя внутри него, и смотрел вниз, где волна ночи смывала день с лица Иллирии. В поле зрения показался Мопсус, а Каттонталус, наоборот, исчез. У меня зачесалась правая лодыжка. Пока я ее чесал, над головой загорелся голубой сигнал. Едва я застегнул ремни, как этот сигнал сменился красным. Я расслабился, послышался звонок, красный цвет погас, и в спину меня лягнул мул, а вокруг уже были звезды, передо мной темнела Иллирия, и не было уже рамки из краев люка. Потом был дрейф — не вниз, а вперед. Не падение, а скольжение, и настолько незаметное, что я закрыл глаза. Планета стала входом в темную шахту, черным отверстием, которое медленно увеличивалось в размерах. Капсулу наполнило тепло, и я слышал лишь собственное дыхание, биение сердца и шуршание струи воздуха над головой.
Когда я обернулся, то уже не увидел «Модели-Т». Хорошо.
Я очень давно не пользовался дрифтером, кроме как для развлечения. И всякий раз, как и сейчас, в памяти моей возникало серое предрассветное небо, волны, запах пота и соли, и горький привкус драмамина в горле, и первые «Угх» артиллерийского огня, и наша десантная баржа, приближавшаяся к берегу. И как сейчас, я вытер тогда ладони о колени и потрогал старую кроличью лапку в левом боковом кармане. Смешно. У брата тоже была такая же лапка. Ему наверняка понравились бы дрифтеры. Он любил самолеты, планеры, парусники. Он любил кататься на водных лыжах и нырять с аквалангом, и еще любил акробатику и аэробатику — поэтому, видимо, и пошел в авиацию. Поэтому, видимо, и повстречался со старухой. Много ли можно ожидать от одной-единственной паршивой лапки!