И деревья здесь были другие, и животные иные. Это были карикатуры на мои создания, которыми я так гордился. Мои ночные певуньи издавали хриплое карканье, у насекомых объявились жала, а цветы просто воняли. Исчезли стройные, высокие деревья. Стволы приобрели узловатую, прижатую к земле форму. Мои газели-леогазы начали хромать. Звери фыркали и убегали от меня. Некоторых, покрупнее, пришлось даже осаживать.
Уши мои болели — я взбирался все выше, — и туман меня не покидал, но я продвигался вперед, медленно, но верно. В тот день я сделал, наверное, миль двадцать пять.
Еще два дня, прикинул я. Или еще меньше. И один день на все остальное.
В ту ночь меня разбудил самый жуткий взрыв, какой я только слышал в жизни. Я сел и прислушался к эху, но лишь звон стоял у меня в ушах. Я сидел с пистолетом в руке и ждал, прислонившись к старому, большому дереву.
На северо-западе, несмотря на туман, я видел зарево, оранжевое полыхание. Оно начинало разрастаться.
Второй взрыв не был таким громким, как первый. И третий, и четвертый тоже. Но к этому времени меня отвлекли другие неприятности.
Земля подо мной задрожала.
Толчки усиливались. Я оставался на месте и ждал.
Судя по виду неба, четверть планеты полыхала огнем.
Поскольку по этому поводу я ничего предпринять не мог, я сунул пистолет обратно в кобуру и закурил сигарету. Что-то тут не так. Совершенно ясно, что Грин Грин лезет из шкуры вон, чтобы поразить меня, хотя должен был бы знать, что произвести на меня впечатление не так-то просто. Естественными здесь такие процессы быть не могут, а кроме Грин Грина и меня больше на сцене не имелось лиц, способных на подобное. Почему? Не хотел ли он просто сказать: «Смотри, я разнесу твой мир в щепки, что ты теперь станешь делать, а?» Неужели он демонстрировал мощь Белиона, надеясь запугать меня?
На мгновение у меня появилось желание найти энерговвод и выдать ему такую электрическую бурю, какой он в жизни не видал, чтобы знал, как я испугался. Но я эту идею сразу оставил. Я не желал вести бой на расстоянии, я хотел встретиться с ним лицом к лицу и сказать все, что я о нем думаю. Я хотел, чтобы он меня видел и ответил мне, отчего он уродился таким чертовым болваном, отчего он меня ненавидит только за то, что я принадлежу к расе гомо сапиенс, и прилагает могучие усилия, лишь бы нанести мне удар и боль.
Он не мог не знать, что я уже прибыл и нахожусь в каком-то месте планеты, иначе блуждающий огонь не вывел бы меня к Данго. Поэтому то,’ что я сделал, уже не могло меня выдать.
Я закрыл глаза, наклонил голову и вызвал Силу. Я попытался вызвать в сознании его картину — как он там, неподалеку от Острова Мертвых следит за поднимающимся конусом своего вулкана, смотрит, как летит черными листьями пепел, как кипит лава, как змеи сернистого дыма ползут в небеса, и со всей силой своей ненависти я послал злорадному пейанцу сообщение: