– Ну ладно. – Вадим откинулся на спинку стула и начал: – История долгая, так что вам придется запастись терпением.
Маркиз молча кивнул, чтобы не перебивать рассказчика.
– Для меня, правда, она началась не так давно, всего две недели назад. Меня пригласили к умирающей женщине…
– Вы – врач? – удивленно спросил Леня. Ухоженный, обеспеченный вид Вадима, та щедрость, с которой тот помогал своей бестолковой сестре, явно не вязались с плохо оплачиваемой профессией служителя Гиппократа.
– Нет, – Вадим чуть заметно усмехнулся, – я тот, кого приглашают, когда врачи уже сделали все, что могли. Я адвокат. Знаете, как рассказывают: поздно ночью человек вызывает врача, тот осматривает больного и говорит:
«Срочно вызывайте адвоката, священника и близких родственников».
«Что, дело так плохо, доктор?»
«Нет, просто я не хочу быть единственным идиотом, которого зря разбудили этой ночью».
Так вот, две недели назад меня вызвали не зря: женщина действительно умирала. На вид ей было далеко за восемьдесят, она лежала на высоко взбитых подушках с закрытыми глазами, и единственным признаком жизни были мелкие, суетливые движения ее левой руки. Она словно что-то перебирала пальцами на одеяле, то ли пересчитывала какую-то невидимую мелочь.
Старуха выглядела чистой и ухоженной, в комнате не было того ужасного запаха, который часто присутствует в доме умирающего – только легкий химический запах лекарств. Меня встретила женщина лет шестидесяти, я принял ее за дочь, но после понял, что ошибся. Эта женщина подошла к постели умирающей и громко сказала той:
– Тетя Шура, он пришел! Адвокат, которого вы просили!
Старуха открыла глаза. Глаза были желтые и живые, особенно живые на ее безжизненном, пергаментном лице. Я приблизился и наклонился к ней, готовясь выслушать ее последнюю волю – что-нибудь вроде «золотое колечко с желтым камушком отдать племяннице Маше, а сережки – соседке Нюсе».
Но ухаживающая за ней женщина прикоснулась к моему плечу и негромко проговорила:
– Тетя Шура не может ничего сказать. Ее разбил паралич, и она лишилась речи.
– Зачем же вы меня вызвали? – Я был раздосадован: время мое дорого, а здесь я, похоже, совершенно не нужен.
– Она просила непременно вызвать адвоката.
– Как же просила, если она не может говорить?
Вместо ответа женщина показала мне листок бумаги с кое-как нацарапанными каракулями.
Я снова взглянул на умирающую. Старуха перехватила взгляд своей сиделки и сделала жест живой левой рукой, как бы удаляя ее из комнаты. Женщина обиженно пожала плечами и вышла, что-то пробормотав себе под нос.