Что для рук? переспросил он, как всегда учтиво. Он сидел через стол от меня. Он ко мне почти не прикасался, не считая непременного поцелуя. Ни лапания, ни тяжкого сопения, ничего такого; это было бы как-то неуместно – и для него, и для меня.
Крем, сказала я. Для рук или для лица. У нас кожа очень сохнет. Почему-то я сказала «у нас» вместо «у меня». Я бы хотела еще попросить масло для ванн, в таких разноцветных шариках, они были раньше, и мне казалось, они волшебные – они жили в круглой стеклянной чаше у мамы в ванной. Но я решила, он не поймет, что это такое. Все равно их, наверное, больше не делают.
Сохнет? переспросил Командор, словно эта мысль посетила его впервые. И что вы делаете?
Мажем маслом, ответила я. Когда получается. Или маргарином. Чаще всего маргарином.
Маслом, задумчиво протянул он. Очень умно. Маслом. Он засмеялся.
Я бы ему по морде дала.
Пожалуй, я смогу достать, сказал он, точно снисходя до детского желания получить жвачку. Но она может унюхать.
Наверное, подумала я, это страх из опыта прошлого. Давнего прошлого: помада на воротнике, духи на манжетах, сцена за полночь в какой-нибудь кухне или спальне. Мужчина, лишенный такого опыта, и не задумался бы. Или он коварнее, чем кажется.
Я буду осторожна, сказала я. Кроме того, она никогда ко мне не приближается.
Иногда приближается, сказал он.
Я уставилась в пол. Об этом я забыла. Я покраснела. В эти дни я им не буду пользоваться, сказала я.
На четвертый вечер он дал мне крем для рук в пластиковом пузырьке без этикетки. Так себе крем; отдавал растительным маслом. «Лилии долин» мне не видать. Этот крем, наверное, выпускают для больниц, чтобы мазать пролежни.
Но я все равно поблагодарила.
Только, сказала я, мне его негде хранить.
У себя в комнате, предложил он, словно это проще простого.
Найдут, сказала я. Кто-нибудь найдет.
Как это? спросил он, будто взаправду не понимал. Может, и впрямь не понимал. Он не впервые демонстрировал, что решительно не сознает, в каких условиях мы на самом деле живем.
Они обыскивают, пояснила я. Ищут у нас в комнатах.
Что ищут? спросил он.
Кажется, я слегка сорвалась. Бритвенные лезвия, сказала я. Книги, записи, вещи с черного рынка. Все, чего нам не полагается иметь. Господи боже, вы-то уж должны знать. Голос мой звенел злее, чем я хотела, но Командор даже не поморщился.
Значит, придется держать его здесь, сказал он.
Так я и поступила.
Я втирала крем в руки, потом в лицо, а Командор снова наблюдал, как через решетку. Хотелось отвернуться – он будто очутился со мной в ванной, – но я не посмела.