На этом этапе второй приход кочевников прервал уже запущенные процессы развития и сыграл роль катализатора в дальнейшем преображении варварской Европы. Как и гунны, авары быстро создали мощную военную коалицию в Центральной Европе, которая, помимо всего прочего, поглощала в огромных количествах богатства Средиземноморья и привозила их в теперь преимущественно славянские земли. Это, разумеется, вызвало борьбу за контроль над новыми доходами, которая ускорила процесс формирования класса военных предводителей в славянском мире (начавшийся еще до прихода аваров). Что не менее важно, их правительственные структуры, как и гуннские, были не способны управлять таким количеством подданных напрямую, поэтому авары действовали через правителей-посредников, выбираемых из представителей тех или иных народов. У нас нет подробной информации об их империи, но есть причины полагать, что это со временем укрепило социальную власть избранных лидеров и тем самым подтолкнуло славян к политическому объединению (и не только их)[702]. В-третьих, влияние аваров вылилось в появление более широкой славянской диаспоры, так как некоторые их племена двинулись дальше, не желая покоряться кочевникам. Масштабное поселение их на востоке бывших римских Балкан – в противовес набегам – стало возможным лишь тогда, когда Аварская империя (вместе с Персидской, а затем и арабскими завоеваниями) уничтожила военное превосходство Константинополя в регионе. Но по крайней мере некоторые из этих славян испытывали негативную мотивацию (желание избежать господства аваров) такой же силы, что и позитивная (желание поселиться на римской территории). В остальных случаях нам не хватает данных из письменных источников, но то же самое желание избежать господства аваров явно сыграло важную роль в дальнейшем расселении славянских племен, начиная с 550 года: на запад к Эльбе, на север к Балтике и даже на восток в сердце России и Украины. Остается неясным, действительно ли это продвижение на восток было первым появлением славян в Западной России, или же мы имеем дело с экспансией уже обитавших там племен, которые обрели более четкую политическую организацию и военную мощь благодаря контактам с византийцами и аварами, а потому теперь сумели утвердить свое господство над другими племенами, не обладавшими этим преимуществом.
Как бы то ни было, процесс славянизации – установления господства славяноязычных народов на огромной территории Центральной и Восточной Европы – вновь сочетал в себе миграцию и развитие, которые тесно переплелись. Взаимодействие с лучше развитой экономикой Римской империи привело к появлению новых притоков материальных благ, которые ускорили политическую консолидацию и милитаризацию по крайней мере некоторых славянских племен. Но группы, получившие выгоду от этого нового богатства, сумели это сделать лишь потому, что уже переселились в приграничные земли, поближе к Риму, после краха империи гуннов – именно с этой целью. Социально-политическая революция, которую они пережили впоследствии, подготовила их, особенно после дополнительного стимула, предоставленного аварами, к тому, чтобы распространить свое господство путем дальнейшей миграции по всей Центральной и Восточной Европе. Одним из способов наверняка было поглощение многочисленных местных народов, переживших губительные процессы, которыми сопровождался коллапс германского мира. В каких-то случаях поглощение протекало мирно, о чем говорят некоторые византийские источники, но в то же время многие славянские племена становились милитаризованными, и результаты славянизации на удивление монолитны. Если некоторые группы, в особенности носители корчакской культуры, оставались мирными фермерами вплоть до начала VII века, то многие другие прошли через быструю трансформацию, когда новые доходы принесли с собой социальную дифференциацию и милитаризацию. И в дальнейшем славянизацию Европы осуществляли опасные, вооруженные славяне, а не мирные корчакские фермеры – по крайней мере, в тех регионах России, где славянское господство устанавливалось сообществами, насчитывавшими по несколько сотен человек, возводившими одно укрепленное поселение за другим на явно враждебной территории.