Не рассказал только о том, что стоял на крыльце дозерской конторы и слушал, как в военном городке на плацу погранцы слаженно исполняют «Горную Стражу». С нашей стороны им вторили солекопы в пивных и барах — но в каждом заведении вели свою песню. А из самой конторы вырывался жуткий стон штаб-майора…
Словом, был обычный тихий вечер в городке Верхний Бештоун.
Но стало мне до того не по себе (да чего там — перепугался, как пацан), что рванул я, не оглядываясь, до самого отчего дома.
Мойстарик уже пришёл со смены и, должно быть, страшно удивился, что хамоватый отпрыск бросается ему на шею, плачет, несёт всякий джакч, просит прощения неизвестно за что…
На следующий день мы сидели с Князем на крыше санаторского флигеля.
Я рассказал всё, минута за минутой, умолчав только про мои подозрения относительно радара. Просто чтобы не уводить разговор в сторону.
И не сказал, ясен день, про Лайту — потому что пандейские князья известные психопаты.
Ихнее сиятельство слушали и, судя по роже, производили в уме какие-то расчёты.
Тогда я добавил:
— Прикинь — вот было бы мне уже столько, сколько Гондону — так что, я бы тогда штаб-майору всё-всё по честняку выложил? И про мужика в лесу, и про стрелялку его? Не смог бы утаить? Дозеры, наверное, джакнутых взрослых даже не допрашивают — те им сами с порога докладывают о том, что знают и чего не знают… Это как же получается? Взрослый человек сам себе не хозяин?
И тут глянул на меня Князь как папа на любимого сыночка.
— Поздравляю, старик. Наконец-то додумался. Давно пора. Хочешь быть хозяином себе — записывайся в выродки со всеми вытекающими…
— Как это — записывайся? — спрашиваю. — Тут ведь главным образом наследственность… Кому как повезёт…
— А сам-то ты, — говорит, — каким хочешь стать?
— Нормальным, — говорю. — Чтобы и человеком оставаться, и чтобы башка не болела…
Вспомнил тут же майорский стон — и аж передёрнуло всего. Это же каждый джакнутый день, утром и вечером…
— Так не бывает, — говорит Князь. — За всё нужно платить.
— Так наследственность же, — говорю.
— Не знаю, — говорит. — По-моему, тут от самого человека всё зависит.
— А доктор по-другому объясняет… — говорю.
— Слушай его больше! Он же сам джакнутый! Вот смотри — по утрам и вечерам гвардейцы орут «Славу Отцам», погранцы «Горную Стражу» и так далее. Восторг и ярость выражают. А доктор Моорс, к примеру, что делает?
— Лекцию нам читает! — говорю я. — Аж слюни по сторонам летят! Из гимназических никто так не может!
— А если бы мы вообще очканули в санаторий прийти? — загоняет Князь меня в угол.
— Тогда Пауку!