Зато я вообразил себя с поломанными рёбрами — это в лучшем случае.
— Ты всё испортил, Князь, — сказал я. — Ещё немного, и он бы отказался от своей блажи…
— Отнюдь нет, — сказал Князь. — Не отступится он от Лайты. Кто же его в армейское училище холостого возьмёт? Даже документы не примут. А пойти в школу стражи, как родня желает, гордыня не позволит.
— Конечно, — сказал я. — Не тебе же драться. Что за джакч ты там нёс про новые приёмы?
— И вовсе не джакч, — сказал Князь. — Я очень внимательно смотрю ментограммы, в отличие от некоторых…
— И? — сказал я.
— Помнишь, как наш мальчик лез по канату?
— Помню, — сказал я. — И что?
— А то, — сказал Князь, — что в другом углу спортзала он видел группу ребят, которые занимались борьбой… С чернокожим тренером… Или наставником… И это, доложу тебе, очень необычная борьба… И когда он вспомнит свои тренировки с чёрным наставником…
— А если не вспомнит?
— Он как-то понимает, чего мы от него ждём. Или чувствует… И тогда я сделаю из тебя лучшего бойца в Саракше! На крайняк — хотя бы в окрестностях Старой казармы…
Утром Князь завил:
— Я примерно представляю, как нашего безымянного друга зовут. У него односложное имя со звуком «о»: ров, стол, тор, кок, бор и так далее…
— Как узнал?
— По губам остальных обитателей комнаты прочитал!
— А, — говорю. — Так это ты, выходит, папашу заложил, джаканный чтец по губам?
Дину пропустил весь мой ядовитый сарказм мимо ушей:
— Эх, если бы я так умел…
— А что толку? — сказал я. — Язык-то всё равно незнакомый. А вот когда твои хвалёные уроки непобедимой борьбы начнутся? У меня организм хоть и крепкий, но любимый и неповторимый. А язык… Да проще дождаться, когда он очнётся.
— Ох, — сказал Дину. — Мы же его с вечера не навещали. А Рыба, считай, не отходила! Ну, она нам навтыкает! Как бы он все капельницы не повытаскивал… Или вообще не встал и не ушёл…
И мы рванули в подвал.
Ничего наш друг не повытаскивал, но опустевшие капельницы пришлось заменить. Как и всё остальное…
— Хорошо восстанавливается кожа, — сказал Князь. — Без рубцов, без синюшности этой… Доктор Мор точно на премию Фелля мог бы претендовать — жалко, что остались от этой премии только списки прежних лауреатов…
И вот с этого самого утра моя жизнь в «Горном озере» понеслась как раненый кабан по кустарникам.
Видно, Айго-Паук получил от доктора вредительское указание ни в чём нам не помогать. Он просто сидел на крыльце и курил свои листья — фабричного табака не признавал.
Князя я целиком бросил на просмотр ментограмм, а на себя взял всё остальное, и было его много.