– Курица, шоколадная крошка, мука, сахар.
Шоколадная крошка. И мука. И сахар. Неужели она собирается испечь печенье? При мысли о домашнем печенье Джефферсон ощутил внутри презренную слабость.
Список явно отвлек Брук от намерения осмотреть дом.
– Через несколько минут мне должны позвонить, так что прошу извинить.
Ему стоило некоторых трудов выйти из кухни. При упоминании курицы во рту выступила слюна. На ум снова пришла бабушка и блюдо с золотистыми ломтиками жареной курицы посередине старого дощатого стола.
Это была слабость, но Джефферсон ничего не мог с собой поделать. Да и зачем? Она сама нанялась к нему домработницей и, если ей хочется готовить, почему бы ему не воспользоваться этим? В конце концов, все будет оплачено. Хотя можно даже не мечтать, что она умеет готовить так же, как бабушка. Никто на свете не умел готовить, как она.
Глядя, как он уходит, Энжи вдруг поняла, что в своем старании не раздражать новоявленного работодателя расспросами, которые он мог принять за болтливость, она забыла спросить, как его зовут. Теперь он ушел, а она не знала, где искать принадлежности для уборки, какую комнату он хотел бы выделить ей в качестве спальни.
И она молча смотрела, как он идет по широкому коридору, поворачивает и скрывается из вида. В следующую минуту раздался звук хлопнувшей двери.
Вспоминая его недружелюбную манеру, Энжи невольно задумалась о том, что чувствует. Казалось, она его понимает. Ее хозяин потерял все. И впервые за долгое, пожалуй, слишком долгое время она ощутила еще кое-что. Заметила, что он не хочет ее жалости, хотя ее первым порывом было пожалеть его. Она прислушалась к своей интуиции. Существовали и иные способы дать понять, что она слышит и понимает его, другие способы помочь. После публичного унижения, которым стала разорванная помолвка, она слишком хорошо знала, какими пустыми могут оказаться слова.
Ее хозяин остался сиротой в шесть лет, а теперь был еще и вдовцом. Она вспомнила его глаза, когда он рассказывал о себе, и мелькнувшее в них неприязненное выражение, когда заметил в ней сочувствие. Принял за жалость, хотя она не произнесла ни слова. Он не хотел ее сочувствия, и кто его обвинит? Ему надо было, чтобы его оставили в покое, и за это тоже нельзя упрекать.
И тем не менее он пустил ее в свой дом. Для нее это настоящий подарок. Она должна отблагодарить его. Энжи поклялась, что станет самой лучшей дом работницей на свете и на ближайшие две недели сделает жизнь своего хозяина легче и лучше, насколько сможет.
Думая о своих чувствах, она с радостью могла сказать, что это не страх. Но что?