Некоторое время разговариваю с пустотой, делая пометки на листе бумаги и многозначительно подмигивая Блейдси, который смотрит на меня во все глаза. За толстыми стеклами очков они кажутся огромными, больше даже, чем глаза Фрэнка Сайдботтома. Новые очки Блейдси — будем знакомы. Такая же хуйня, как и старые.
Бросаю трубку и показываю брату Блейдси большой палец.
— Есть. Надо съездить в магазин и поискать записи Фрэнка Сайдботтома. Девушка, с которой я разговаривал, сказала, что подделать его голос совсем не трудно. Надо лишь прижать к переносице пальцы. Мааан-чистэр, — гнусавлю я, стараясь, чтобы получилось не очень похоже.
Блейдси ловит приманку на лету.
— Нет, не так. Послушай меня. Мэээн-чстэр!
Он довольно усмехается.
— Да, брат Блейдс! Отличная работа!
Мне вдруг становится трудно дышать — вчерашняя пьянка начинает догонять. Почки уже не справляются с мочой, подсели за столько-то лет. Иногда кажется, что все, пронесло, и ты вздыхаешь с облегчением, но тут приходит настоящее похмелье, и тебя трясет и колотит, и с каждым разом становится все хуже. Мы мчимся в город. На хуй мне боулинг. На хуй эту Роуз-стрит. Сейчас бы собачьей шерсти нюхнуть. Блейдси держится на апельсиновом соке. Я его не цепляю, мне нужно, чтобы мудак спокойно уехал и оставил Банти в полном одиночестве.
Хотя сегодня и праздник, в городе почти все открыто. Магазины, похоже, решили не ждать до первого января. Блейдси покупает пару кассет и слушает Фрэнка Сайдботтома. Попутно навещаем несколько баров на Роуз-стрит, так что вскоре я уже хорош — много ли требуется на старые дрожжи. Замечаю пару уголовных типов, в том числе одного хмыря: Билли по кличке Пальцы. Он, как всегда, в белом пальто.
Работает Билли Пальцы по одной и той же схеме: заходит в магазин, делает заказ, просит погрузить все в тележку и сваливает.
— Билли, — говорю я.
— Мистер Робертсон. Как дела? — спрашивает этот ловкач.
— Очень хорошо. А у тебя?
— Отлично, мистер Робертсон. А вы… э-э… на работе?
— Так я тебе и сказал. А вот ты, похоже, на работе, а?
— Мистер Робертсон…
Билли улыбается, поворачивает руки ладонями вверх и уходит.
— Знакомый? — интересуется Блейдси.
— Вроде того, — улыбаемся мы.
Возвращаемся домой с пленками и кое-какой жратвой и проводим остаток дня, записывая на магнитофон имитации голоса. Я стараюсь не сильно, но Блейдси демонстрирует настоящий талант. Похоже, ему даже нравится. Я бы сказал, что это грустно, но на самом деле все еще хуже.
— Да, Блейдси, у тебя выходит лучше. Наверное, дело в том, что ты англичанин.
— Хочешь сказать, тот извращенец тоже англичанин? — спрашивает Блейдси.