Задание от его сиятельства князя Владимира Андреевича получено ответственное, но нетрудное. Встретить важную персону, сопроводить к князю на завтрак, после — в тщательно охраняемую резиденцию на Воробьевых горах для отдыха, а вечером отвезти новоиспеченного сибирского генерал-губернатора к челябинскому поезду, к которому уже будет прицеплен министерский вагон. Вот, собственно, и всё.
Единственный трудный вопрос, терзавший Эраста Петровича со вчерашнего дня, заключался в следующем: подавать ли руку генерал-адъютанту Храпову, запятнавшему себя подлым или, по меньшей мере, непростительно глупым поступком?
С точки зрения службы и карьеры, конечно, следовало пренебречь чувствами, тем более что знающие люди прочили бывшему командиру жандармов скорое возвращение к вершинам власти. Однако Фандорин решил не уклоняться от рукопожатия по совсем иной причине — гость есть гость, и оскорблять его невозможно. Достаточно будет держаться холодного, подчеркнуто официального тона.
Решение было правильным и даже неоспоримым, но все же у статского советника, что называется, на душе скребли кошки. А ну как все-таки сыграли роль карьерные соображения?
Вот почему внезапная отсрочка Эраста Петровича ничуть не расстроила — появилось дополнительное время, чтобы разрешить сложную моральную дилемму.
Фандорин велел камердинеру Масе заварить крепкого кофе, уселся в кресло и стал снова взвешивать все «за» и «против», непроизвольно то сжимая, то разжимая правую кисть.
Но долго размышлять не пришлось, потому что опять раздался звонок, на сей раз дверной. Из прихожей донеслись голоса — сначала тихие, потом громкие. Кто-то рвался войти в кабинет, а Маса не пускал и издавал шипяще-свистящие звуки, свидетельствовавшие о непреклонности и воинственном расположении духа бывшего японского подданного.
— Маса, кто там? — крикнул Эраст Петрович и вышел из кабинета в гостиную.
Там он увидел нежданных гостей — жандармского подполковника Бурляева, начальника Московского охранного отделения, и с ним двух господ в клетчатых пальто, по виду филеров. Маса, растопырив руки, преграждал троице путь и явно намеревался в самом скором времени перейти от слов к действиям.
— Пардон, господин Фандорин, — смущенно пробасил Бурляев, снимая шапку и проводя рукой по жесткому бобрику волос цвета соли с перцем. — Тут какое-то недоразумение, но у меня телеграмма из Департамента полиции, — он взмахнул листком бумаги. — Сообщают, что убит генерал-адъютант Храпов, что… э-э-э… убили его вы… и что вас должно немедленно взять под стражу. Совсем с ума посходили, но приказ есть приказ… Вы уж утихомирьте своего японца, а то я наслышан, как бойко он ногами дерется.