— Вам очень хочется порадовать солнечную систему своим сенсационным сообщением.
— Если бы мне этого хотелось, я давно бы это сделал.
— Что же вас удерживает?
— Я хочу понять вашего гениального мужа. Мысль о том, что среди нас, абсолютных, вырванных из цепких объятий времени, есть один смертный, не дает мне покоя.
— Вы тревожитесь о нем? — спросила Нсу. — Боитесь, как бы он не умер случайной смертью?
— Я тревожусь не о нем, а о себе и обо всех, в том числе и о вас. Что это значит? Не поспешили ли мы? Не сделали ли мы роковую, неисправимую ошибку?
— Вас интересует философский аспект проблемы? Не так ли? Так почему же вы обращаетесь не к философам, а ко мне?
— Меня интересует человеческий аспект проблемы. Только человеческий. И поэтому я обращаюсь к вам. Жена академика Лодия должна знать истинные мотивы поведения мужа.
— А если не знает?
— Исходя из логики, должна.
— Ему некогда. Он занят. Вот и вся причина.
— Вы уверены в этом?
— О, если бы я была в этом уверена!
До напряженного слуха Олега Нара донеслись всхлипывания. Затем экран отражателя покрылся пеленой отчуждения. Нсу отключила себя от свидетеля своей нечаянной слабости.
— Я почти бог, — сказал Нар своей жене, ложась спать. — Почеши, пожалуйста, мне спину.
— У бога не должна чесаться спина. Богу не мешало бы принять ванну.
— По-твоему, у бога не должно быть никаких желаний?
— Оставь, Олег. Это мне надоело. Ты воображаешь, что стал Аристотелем или Спинозой от того, что сходил на пункт субмолекуляризации? Не забывай, что там побывало несколько миллиардов. Но никто, кроме тебя, не вообразил себя богом.
— У них не хватает воображения. Так же, как и у тебя.
— Откуда ты это знаешь?
— Ты думаешь, все изменилось с тех пор, как открылись субмолекуляризационные пункты?
— Я ничего не думаю, Олег. Я устала. Я устала от тебя за эти три недели. С тоской я думаю о том, что прошло всего двадцать дней, а впереди еще целая вечность.
— Разве тебя это не радует?
— Радует. Но меня бы это радовало еще больше, если бы ты не воображал себя богом.
— А кто же я, если не бог? Кто? Человек, в чьем распоряжении вечность, вправе так о себе думать.
— Сколько я тебя знаю, ты всегда был слишком высокого мнения о себе. Можно подумать, что ты предвидел субмолекулярные пункты и абсолютную власть над временем.
— Обойми меня. II поговорим о чем-нибудь временном и мимолетном.
— О чем, Олег?
— Ну, хотя бы о нашей любви.
— Разве она кончилась от того, что мы стали бессмертны?
— Не знаю. Я бог, я вечное существо. Но я еще мало знаю о вечности.
— Олег, перестань называть себя богом. Мне стыдно за тебя.